Паруса в огне
Шрифт:
Лодка лежит на грунте. Вокруг рвутся бомбы. Видимо, в прозрачной воде мы все-таки просматриваемся с воздуха. Минуты кажутся часами…
Командир приказал выпустить из цистерны немного солярки. А Боцман через пустой торпедный аппарат вытолкнул старый бушлат и еще какой-то хлам. Все это поднялось на поверхность. Будто разбило лодку бомбой.
Трявога бьется со стихией уже по грудь в ледяной воде.
И вдруг слышим его голос из переговорной трубы:
— Пробоина заделана.
Воды лодка набрала много, но всплывать можно. У Трявоги руки в крови, лоб рассечен, мокрый
Самолет ушел. Докладывать, что потопил советскую лодку. Видно, сработала наша хитрость. А мы всплыли, откачали воду, связались с базой. Получили приказ срочно возвращаться за новым заданием.
Один за всех, все за одного…
Бежит и бежит где-то возле сердца пестрая лента памяти. Будто кино кто-то назад крутит. То одно, то другое вспомнится. Говорят, что человек за минуту до своей гибели всю свою жизнь, как в быстром фильме, успевает увидеть. С самого раннего детства до последней минуты. Но я не согласен.
Да, конечно, когда мы в таком скверном положении оказались, радости большой, как вы понимаете, не было. Большая была реальность нашей гибели. Что корабль, что человек без руля и двигателя — игрушка в руках судьбы. Она, судьба эта, и на полку тебя может поставить и об пол шмякнуть. Только вот то, что у меня в тот момент в памяти побежало, совсем не о прощании с жизнью говорило. Совсем наоборот, от зюйда к норду. Закрутились в памяти эпизоды (как киношники говорят), в которых наша «Щучка» и мы вместе с ней на волосок от общего конца были. И все-таки сбили смерть с нашего курса. Не порвался этот тонкий волосок, выстояли, нашли выход, победили. Как в тот раз, когда опять попали в подводный плен. Это, кстати, довольно часто с подлодками случается. Для нее в морской глубине ловушек много расставлено. Особенно во время войны…
…Зарядили, поползли осенние туманы. Немца это обрадовало — мол, под их прикрытием можно усилить транспортные перевозки, активнее задействовать коммуникации. Однако и нам туманное море тоже на руку. Поиск вести, правда, трудно, зато и подобраться можно вплотную, ударить без промаха и в тумане раствориться.
Сейчас уж точно не вспомню, где это было, кажется, возле Нордкина. Накануне мы там большой транспорт потопили, двумя носовыми, и Командир решил с этой точки не уходить: чутье ему подсказывало, что нужно ждать — опять пойдет здесь немец. Он ведь аккуратист, но человек не творческий. А у нашего Командира чутье хорошего охотника — всегда знает, где стать с ружьем, за каким деревом, чтобы зверь прямо на него вышел.
Так и получилось… Дрейфуем в тумане. Кто вахту несет, кто отдыхает. Одесса-папа и мужичок Трявога новую песню «Прощайте скалистые горы» на два голоса раскладывают и души нам приятно бередят. Из камбуза чем-то заманчивым попахивает. Тихо. Как в деревне перед рассветом. Только там сверчки скрипят за печкой, а у нас в «избе» приборы пощелкивают, электромоторы ровно, мягко журчат. И гитара чуть слышно струнами подрагивает.
Акустик не дремлет. Лодка в тумане слепа, но слух у нее изощренный.
— Справа по курсу десять
Товарищ Командир буквально влипает в окуляры. Но кроме белесой мглы ничего не видит. Но мы идем по курсу «десять справа» на сближение. А тут новый доклад:
— По корме — сторожевик! Идет в кильватер!
Другими словами, кто знает, как он там оказался, но нас явно обнаружил, сейчас нагонит и отбомбит.
Командир разворачивает перископ. Но всем, кто рядом, ясно, что ничего, кроме молочно-белого марева, он не видит. Но мы уже к тому времени освоили атаку «вслепую», по акустическому пеленгу.
Акустик ловит шум и по его интенсивности выводит лодку на цель. Искусство.
— Стрельба по отсчету приборов! Акустик — внимание! Идем в атаку!
Сторожевик нагоняет. Вот-вот начнет бомбить. А надо тут сказать, что пеленгование в корму очень сложное дело. Ювелирное, если уж на то пошло.
В общем, Акустик дает пеленги, Командир корректирует движение лодки, вертикальщики нацеливают ее на врага. А у нас уже готовы к атаке и носовые, и кормовые аппараты.
— Кормовые — товсь!
— Кормовые — пли!
Отсчет секунд, и мы все слышим взрыв, лодка вздрагивает, прыгает вперед.
Командир (это уж мы потом узнали) видит в перископ столб воды с многоэтажный дом, перемешанный с желтым пламенем и черным дымом, летящие в небо мачты, шлюпки, надстройки, прожектора, людей…
— Не терять конвой! — следует команда. — Будем атаковать.
Сближаемся с конвоем. Туман — от нашей торпеды, что ли, — рассеивается. Ясно видно, что конвой идет противолодочным зигзагом и от него отделяются два противолодочных корабля, идут на нас.
— Боцман, ныряем! Акустик — слушать!
Да мы и без Акустика слышим, как над нами прошумели винты… И опять ждем. Затаив дыхание и почти остановив сердца, ждем разрывов бомб, каждый из которых может стать последним для любого из нас.
Но бомбить почему-то не стали. То ли проглядели перископ в тумане и прослушали мимо, то ли решили, что сторожевик мину поймал. А скорее всего — бросились своих вылавливать.
— К всплытию под перископ!
Конвой в это время очень удачно для нас делает поворот «все вдруг», и самый большой транспорт оказывается под нашим прицелом. Ничего не надо рассчитывать, уточнять, компенсировать. Форштевень его наползает прямо на нить прицела.
— Носовые — пли!
Срочное погружение. Стрелка глубиномера стремительно бежит вправо. Вторая минута с момента залпа — слышим раз за разом три взрыва.
Словом, отстрелялись отменно. Начали послезалповое маневрирование, чтобы уйти от бомбежки.
Немцы нас, конечно, слушают, стараются бросать бомбы прицельно. А наш Командир хитрит. Как только пошла серия бомб, команда «Полный вперед!» — в это время немец не только нас, он и себя в этом грохоте не слышит.
Отгремели глубинки — команда: «Стоп моторы!» — и в лодке тишина. Даже не слышно, как Боцман спички из коробка в коробок перекладывает. Пошла очередная серия — мы опять на полном ходу. А взрывы все дальше и дальше за кормой.