Парусам нужен ветер
Шрифт:
— Вот, Вовка, — сказал папа, — сейчас познакомишься с дедушкой и бабушкой дяди Рената.
— А они меня узнают?
— Узнают, узнают, — улыбнулся дядя Ренат, — я им про тебя рассказывал, когда ты ещё в пелёнках был.
Мы шли по деревне. Бабушки и дедушки выглядывали в окна. Они смотрели на нас. Дядя Ренат им всем кивал головой. Мы с папой тоже здоровались с ними.
— Дарья! Дарья! Глянь, кто приехал! — засуетился дедушка около одного дома.
В окошко выглянула бабушка
Дядя Ренат с рюкзаком на спине подбежал к дедушке, обнял его — и дедушка весь утонул в дяде Ренате, потому что он был маленький и худенький. Только серую кепку было видно.
Они поцеловались три раза.
— Борода-то зачем? Ишь, разбойник какой! Чай ведь, ещё не старый, — сказал дедушка.
— Ничего с ней не поделаешь, дед, растёт и растёт. — Дядя Ренат потрогал свою бороду.
Потом папа поцеловался с дедушкой, потом я.
— Я — дед Матвей, а ты? — спросил дедушка меня и надвинул свою кепку прямо на глаза. Они были серые, колючие. Я даже подумал, что он меня ругать будет за что-нибудь.
— Я… я… Вовка, — сказал я.
— Не тёть Матрёны внучонок?
— Я… я… папин сын.
— Дед, да это же сын Алексея Петровича! Я же тебе рассказывал, — засмеялся дядя Ренат. — И в письме писал, что приедем…
— А-а!.. Ну-ну… Писал, писал, — успокоился дедушка.
Бабушка Дарья почему-то плакала. Она вытирала глаза кончиком платка, а слёзы у неё всё равно текли. Она гладила меня морщинистой рукой по голове и приговаривала:
— Справный мальчик, справный…
— Бабушка Дарья, а почему вы плачете? — спросил я.
— Бабьи слёзы и от радости льются, — сказала она и улыбнулась.
— Ходите в избу, — позвал дедушка, — нешто тут до зари стоять?
Мы поднялись на крылечко и вошли в комнату. Она была очень большая и тёмная. Сначала я ничего не видел, а потом разглядел брёвна на потолке, много веников, какую-то сухую траву, тоже пучками. А на полу стояли деревянные бочки, грабли и ещё какие-то палки.
— Тут, в сенях, и разувайтесь, — сказал дедушка Матвей, и я понял, что это мы пришли в сени.
Вошли в комнату. И тут я так удивился, что прямо не знал, что сказать, потому что всё было как в сказке: в углу стояла большая-большая печка, на которой Емеля ездил к царю. Только на этой печке, наверно, никто не ездил. Она была новенькая и покрашена синей краской.
Возле окошек стоял здоровенный стол. Он был покрыт белой скатертью со всякими узорами. За таким столом Иван-царевич пировал.
Я на всё это засмотрелся так, что не заметил, как дедушка Матвей взял меня за руку.
— Пошли в баню, — сказал он.
В бане тоже было всё как в сказке: низенькая, с маленьким окошком и печкой. В печке помещался большой котёл. Вода
Мне тут тоже очень понравилось. И когда дедушка Матвей спросил:
— Париться любишь?
Я взял и соврал:
— Люблю, — потому что я никогда не парился. Потому что у нас в Ленинграде ванная, а в ней разве попаришься?
— Ну, поберегись тогда, — сказал дедушка.
Я отошёл от печки, дедушка взял ковшик с поломанной ручкой, зачерпнул из котла воду и плеснул прямо на камни. Они зашипели, и сразу стало так жарко, что хоть убегай. Если бы я не сказал что люблю париться, я бы, наверно, убежал.
— Присядь, Вова, присядь. Сразу полегчает, — сказал дедушка. Я присел к самому полу, чтобы дышать, и тут с меня потёк пот. Когда я отдышался, дедушка сказал:
— Залезай ко мне на полок, будем старые кости греть.
Мы сидели и грели кости.
— Теперь давай веничком берёзовым, — сказал дедушка и стал меня парить. Он хлопал здорово, а мне вовсе не было больно. Только очень жарко.
От веника хорошо пахло. Один листок прилип к моему плечу, и он тоже пах, как веник.
А потом я парил дедушку изо всех сил, и он кряхтел, как больной. Только от удовольствия.
— Ах, ещё… Ах, ещё… — говорил он. И когда у меня кончились силы, я сказал, что устал.
— Ну, мойся, мойся, — говорит дедушка. — Чай, совсем заработался.
Как мы оделись — не знаю, но когда нам с дедушкой надо было выйти из бани, то мы совсем не могли. Мы совсем устали.
— Знатно напарились? — спрашивал меня дедушка.
— Зна-атно, — отвечал я.
После нас парились дядя Ренат и папа. Они так поддавали пару, что на улице было слышно, как шипят камни. Я даже думал, что папа с дядей Ренатом решили совсем запариться.
— Сущие бесы! — строго сказал дедушка Матвей, а по глазам его было видно, что ему очень нравятся и дядя Ренат, и мой папа, и как они здорово парятся.
Дядя Ренат и папа тоже долго не могли выйти из бани — так устали. А потом они всё же вышли. Лица у них были красные и довольные.
И вот мы сидим за столом, за которым Иван-царевич пировал. И у нас тоже пир. На столе чего только нет, а бабушка Дарья всё вытаскивает и вытаскивает ухватами что-то горячее прямо из печи. Какие-то тёти ей помогают, и они весело покрикивают друг на дружку, потому что они, наверно, любят угощать гостей.
Я сижу рядом с дедушкой Матвеем. Вокруг собралось много народу. Все уже меня знают, а я почти никого. Но я подумал — это не беда, потом я всё равно с ними познакомлюсь. А пока они мне только руками машут: