Пашка Огонь
Шрифт:
Мадмазель Таранка, встревоженная, испуганная, подбежала к Пашке. Она поняла, что он и есть старший.
– Мсье, мсье, говорила она и трогала Пашку за рукав. Виновато улыбаясь, она поглядывала на ребят, как бы спрашивая, как зовут этого отважного юношу.
Кто-то догадался и подсказал:
– Пашкой его зовут.
Мадмазель Таранка коснулась тонком рукой Пашкиного плеча:
– Мсье Пашка, мсье Пашка...
Она силилась что-то подсказать, сыпала непонятной французской речью, и Пашке надоело.
– Переведи ребятишек в подпал, - скомандовал он и строго спросил у Мадмазель Таранки: - Подвал у вас есть?
Но та не поняла и опять залопотала по-своему. Пашка махнул рукой.
Бандиты стали ломиться и в другую дверь, со двора.
– Открывай, душу вытрясем!
– гремел за дверью голос, и Пашка догадался, что это кричал сам Чирва, главным бандюга.
Потом послышался их разговор:
– Микола, они оттуда двери подперли.
– А ты рубай!
– И с новой яростью застучали по дверям топоры.
Приютские ребятишки заплакали еще громче, и Пашка растерялся, не иная, как успокоить малышей.
– А ну, не распускать слюни! прикрикнул он.
– Таскайте мебель!
Грозный окрик подействовал на детишек. Они дружно, как муравьи, принялись таскать к дверям кто стул, кто одеяло, кто красивым кувшин, расписанный цветами, и складывали в кучу. Вот уже целая гора вещей выросла у двери, едвa не достигая потолка. На самой верхотуре стоял Володька Дед и принимал, что ему подавали. Пашка тожe взобрался нанерх и оттуда крикнул в прорубленную бандитами щель:
– Эй, уходите, а то стрелять буду!
– Мы из тебя сейчас котлету сделаем.
– раздался в ответ сиплый голос.
Пашка выставил дуло стариковсой берданки и выстрелил в темноту. За дверью послышался разговор:
– Микола, они стреляют.
– А ну, подавай солому, мы их зараз поджарим.
Уже была изрублена в щены одна створка двери, трещали петли на второй, но вход надежно преграждала баррикада! Иногда она, сотрясаясь от ударов, начинала шататься. Казалось, вот-вот рухнет героическая Пашкина оборона, бандиты ворвутся в дом, но Пашка держался крепко.
Бандиты были взбешены, а может быть, они чувствовали, что со стороны рудника придет помощь осажденным, поэтому торопились взломать двери и проникнуть в дом.
Ребята стойко оборонялись. Но вдруг затрещала ставня, и в окне показался усатый бандит в капелюхе, может быть, сам Чирва. Володька Дед подхватил медного Иисуса и метнул им в грабителя. Пашка разрядил в бандита второй патрон. Тот упал; зазвенел оброненный топор. Вслед за первым налетчиком показался второй. Он спрыгнул с подоконника и, прежде чем Пашка успел зарядить ружье, рубанул его топором по плечу. Верка закричала, а Володька Дед выхватил у нее кочережку и, крякнув, ударил бандита по затылку. Тот склонился на колено, обхватив голову руками, и медленно свалился на пол.
А Пашка Огонь лежал среди разбросанных обломков мебели, обливаясь кровью. Он зажимал рукой рану, но кровь сочилась сквозь пальцы, текла по разорванному рукаву.
Упал боевой дух защитников. Малыши при виде крови в ужасе разбежались. Мадмазель Таранка сложила руки на груди и приготовилась принять смерть. Но бандиты почему-то молчали, прекратили штурм дома. Вдали послышалась перестрелка. В разбитом окне показался Мишка Аршин и радостно закричал:
– Хлопцы, выходите, наши пришли!
Немало времени и труда потребовалось отряду красногвардейцев, чтобы разобрать баррикаду и войти в дом.
Председатель ревкома стоял над раненым братишкой, окруженным приютскими детьми. Разговаривая каждый на своем языке, малыши плакали, но уже не от страха, а от жалости к благородному и грозному своему защитнику мсье Пашке.
А он, шахтерский сын, лежал бледный от потери крови. Мадмазель Таранка примчалась с пузырьком йода, с бинтом, опустилась перед ним на колени и, осторожно перевязывая рану, лопотала что-то по-французски матерински-ласковое. Может быть, она восхищалась Паншиной волей или выражала удивление, почему этот бедный русский мальчик шел на смерть за них, совсем чужих ему людей? А может быть, она разговаривала с собой и уже не ругала "варварскую страну" Россию, а благодарила ее... Кто знает, что говорила воспитательница детского приюта, только, закончив перевязку, она склонилась над Пашкой и легонько погладила теплой ладонью его высокий бледный лоб.
Пашка лежал, закрыв глаза, а доблестное его воинство, изорвавшее в бою и без того драную одежонку, стояло над своим командиром в молчаливой верности.
– Расстелите на полу шинель, понесем его на руках, - сурово проговорил Петр.
Пашка открыл глаза, поглядел на всхлипывающую Верку, на столпившихся приютских ребятишек, узнал брата и глубоко вздохнул.
– Петро, ты им здесь коммуну сделай, - сказал Пашка, передохнул и продолжал: - Коммуну устрой международным детям, чтобы они больше не играли на музыке "Боже, царя храни"...
Леонид Жариков (Илья Милахиевич Жариков) родился в семье рабочего-каменщика.
...Голод и нищета погнали в Донбасс на заработки отца Жарикова уроженца бывшей Орловской губернии. Вначале он скитался по шахтам. А потом удалось наняться на завод к Джону Юзу. Как большинство русских крестьян, отец был умельцем, мастером на все руки. Это помогло ему приобрести редкую для того времени профессию каменщика по огнеупорным печам. Так и остался старший Жариков в шахтерском кран", построил землянку в рабочем поселке Юзовке.
Здесь в 1911 году на Пятнадцатой линии и родился Илюша Жариков. Мы не оговорились, именно Илюша. Дело в том, что мать и отец хотели назвать сына Леней, но по церковным книгам ближайшим святым был Илья, и поп не захотел нарушать установленных порядков. Однако всю жизнь мальчика звали Леней. Так это имя и закрепилось за ним.
Первой отрадой в детстве была неоглядная шахтерская степь да речка Кальмиуе. А любимым развлечением - походы на завод, книги, которые читала детям мать Александра Афанасьевна. Она и была первым учителем сына.