Пашкины колокола
Шрифт:
Хочет улыбнуться мамке, но губы не слушаются, не улыбаются... "Будто я прикованный", - медленно прошла мысль.
И опять не то сон, не то прежний красноватый туман закутали его с головы до ног, снова одно за другим замелькали воспоминания.
"И тридцать витязей прекрасных чредой из вод выходят ясных". С них на зеленую береговую траву серебряными струйками стекает вода, блестит на песке, будто разбросаны по нему сотни гривенников или пятиалтынных... И смотри-ка, Арбуз, первым витязем на берег выходит брат Андрюха... Витязь и витязь... Только
И снова добрые доктора ощупывали Пашку прохладными пальцами и говорили глухими голосами: "Сквозные пулевые... пулеметная очередь... не теряйте надежды, наберитесь мужества..."
Когда Пашка последний раз открыл глаза, его уже не мучала боль. Видно, ушли со смены красные кузнецы, не стучат больше. И голова ясная. Склоненное строгое лицо в очках, седой клинышек бородки, красный крест над добрыми глазами. И - лицо мамки, она чуть не касается щекой его щеки. Одолевая слабость, сказал:
– Ты, мам, не серчай, если обижал когда... Ладно?
– Да что ты, Пашенька, горе мое сладкое!
Пашка не ответил, обводил взглядом столпившихся кругом.
Васятка, Витька, Голыш, Анютка!.. Отец чего-то набычился, наклонил голову, будто сердится, что ли? А кто там, за его плечом? А-а! Алеша Столяров. А Шиповник, ее-то, самой главной после мамки, отца и Андрюхи, почему нет?
Губы послушались Пашку, шевельнулись. Спросил:
– А Шиповник, она где?
Алеша Столяров стиснул лицо ладонями, побежал куда-то. Что с ним? Куда?
– Она придет, сынонька, - тихо сказала мамка. Не могла же она сказать Пашке, что Люсик позавчера убило пулей, попавшей в грудь.
– А "принцесса" Танька зачем здесь?
– шепотом спросил он.
– Она тебе пряников вяземских принесла, сынка. Печатных...
– А плачет зачем?
– Не знаю, Пашенька, золотце ты мое ненаглядное!
И опять Пашку обступила тьма, на этот раз последняя, вечная.
Больше он не приходил в себя. Мать сидела у койки, сжав в ладонях его холодеющую руку. Подошла сестра, осторожно высвободила из рук матери мальчишескую руку, исполосованную следами ожогов, - изредка кусало ее пламя горна.
– Идите домой, мама!
– Нет... тут посижу... с ним...
Сестра сложила руки Пашки на груди, накрыла их простынкой и ушла, оставив мать наедине с ее великим горем.
Мать сидела молча, не кричала, не плакала: разве криком или слезами можно выразить такое горе?..
26. ПРОЩАЛЬНОЕ СЛОВО
Недолго прожили они рядом в Замоскворечье - студентка Коммерческого института Люсик Лисинян и подручный кузнеца Павлик Андреев. Но на многие века они остались в благодарной памяти Родины, потому и лежат плечом к плечу в братской могиле на Красной площади.
Их давно нет. Но, храня для потомков их дорогие имена, за крутой излучиной Москвы-реки пересекаются улицы Лисиновская и Павла Андреева. Горько думать о безвременной гибели таких юных, какими они тогда были. Если бы прожили дольше, много доброго сделали бы людям. Но ведь и то завидная доля - оставить на земле такой яркий, пусть и окрашенный кровью след!
Невольно вспоминаются слова траурной, но жизнеутверждающей песни, гремевшей на площадях тех лет: "Не плачьте над трупами павших борцов, отдайте им лучший почет!"
Поблагодарим же и мы, юный читатель, героев этой небольшой книжки за их верность Революции, за мужество и доброту. И, проходя по Красной площади, с благодарностью и нежностью поклонимся земле, навеки приютившей их, убранной в любое время года цветами бессмертия!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
О Великой Октябрьской революции написано множество романов, повестей, поэм, философских и исторических исследований. Но тема эта поистине неисчерпаема, и еще далеко не все герои великой битвы, имеющей мировое значение в последующем развитии человеческого общества, отображены в произведениях художников нашего века.
И вот - новая небольшая повесть Арсения Рутько о юном герое октябрьских боев, о московском Гавроше, бывшем подручном кузнеца с завода Михельсона (ныне - завод имени Владимира Ильича) в Замоскворечье, о Павлике Андрееве. Он погиб в первые дни революции на одной из остоженских баррикад в возрасте четырнадцати лет, на пороге, в преддверии жизни.
Именем Павла Андреева теперь названа одна из улиц Москвы, его имя в Книге почета московской пионерской организации, его имя носит бригада кузнецов завода имени Владимира Ильича, дом пионеров Севастопольского района столицы.
И таких, как он, юных бойцов революции было в нашей стране немало. Они, дети рабочих и крестьян, самоотверженные, рука об руку с отцами и старшими братьями боролись за Советскую власть. Вместе с профессиональными революционерами-ленинцами, подлинными вожаками масс, вместе с рабочими и крестьянами, многие из которых были одеты в солдатские шинели, в ходе революционной битвы мужали и юные бойцы революции, становились, как и герои книги, Гаврошами баррикад, неуловимыми разведчиками, искусными распространителями большевистских прокламаций и листовок, храбрыми красногвардейцами и командирами. Кто из нас не помнит героев Николая Островского, Аркадия Гайдара, Валентина Катаева, Павла Бляхина и многих, многих других, имеющих и не имеющих реальных прототипов, но отражавших тысячи судеб подлинных юных патриотов нашей Родины!
Следует заметить, что книга А. Рутько "Пашкины колокола" - это первое художественное произведение, посвященное Павлику Андрееву, ранее о нем лишь упоминалось в исторических сборниках.
"Пашкины колокола" - произведение героико-романтическое и в то же время глубоко, трогательно-лирическое. Все происходящее в нем читатель видит глазами героя, все пропущено сквозь призму полудетского, подросткового восприятия, что сообщает страницам повести особенное звучание, затрагивающее не только сознание читающего, но и его сердце, касается глубинных душевных струн. Многие главы повести по-настоящему волнуют, заставляют проникнуться искренней симпатией, любовью к маленькому герою, к его друзьям и близким. Безвременная его гибель причиняет боль.