Пашкины колокола
Шрифт:
Возле конторы Михельсона шумела толпа. В одной очереди на вынесенном из конторы столике записывали в Красную гвардию. Тут же сивоусый слесарь Уварыч выдавал гвардейцам оружие, новенькие трехлинейные винтовки. Но как Пашка ни просил, его не записали в гвардейцы, не дали винтовку. Весь в морщинах, с сердитыми седыми усами Уварыч, когда Пашка протискался в очередь, досадливо отмахнулся:
– Ах, Арбуз, Арбуз! Неужто не видишь, что и взрослым не всем хватит? У тебя в руках винтовка без пользы окажется. Патроны
Не дали винтовку и Витьке Козликову, хотя он кричал, что это его отец, стрелочник на путях, помог найти загнанные в тупик вагоны и сообщил о них в Военно-революционный комитет...
Обиженные мальчишки потоптались возле, поглядели, как вскидывают к плечу винтовки кузнецы да литейщики, послушали, как щелкают затворами. Тут же из разбитых снарядных ящиков раздавали патроны - по две обоймы на брата.
Пашка бросился к Саше Кирееву, который и так и этак вертел в руках только что полученную винтовку.
– Сань, дай подержать!
– Ну, подержи, Арбузик. Только она, друг, потяжелее кузнечных клещей!
Оставив друзей, Пашка помчался в студенческую столовку. Но Люсик там не оказалось. Тетя Даша рассказала Пашке:
– Всю ночь тут шумели, как про эту питерскую телеграмму узнали. Утром на Калужскую подались, решено ресторацию поляковскую под какой-то комитет занять. Там Люсю и ищи, милый!
Лопух всячески ластился к Пашке, прыгал кругом, лизал руки и норовил вскинуть лапы другу на плечи. Пашка лишь потрепал пса по загривку и понесся на Калужскую.
На площади толпилась тьма рабочего народа. Сбежались сюда и двинцы, и только что вооруженные михельсоновцы. Кое-кто явился с охотничьим ружьем, а то с берданкой или даже просто с топором. У крыльца ресторана кто-то прибивал к жердине красное полотнище с неровными белыми буквами: "Вся власть Советам!"
На второй этаж, в ресторан Полякова, где собрался созданный ночью Военно-революционный комитет Замоскворечья, Пашку не пустили. У дверей караулил вооруженный солдат в шинели с сорванными погонами.
– Посторонним не велено!
– сказал он Пашке, стоя на пороге.
Толпа на площади росла, подходили и женщины, и старики, шмыгали вездесущие мальчишки. Пашка отыскал Гдальку и Витьку, они бесцельно толкались между людьми.
– Шиповника не видели?
– спросил Пашка.
– Она сказала бы, что делать.
– Поди-ка, там!
– Гдалька кивнул на окна ресторана.
Гудели громкие, возбужденные голоса. Кто-то кричал, что юнкера окружили Кремль и никого не пускают ни туда, ни оттуда, в Манеже их собралось больше тысячи.
Покрывая шум и усиливаясь, затарахтел в стороне моста мотор самоката-мотоцикла. Притихнув, толпа расступилась, давая дорогу.
Самокатчик в облезлой кожаной куртке и такой же фуражке подкатил к крыльцу поляковского заведения, соскочил и, козырнув часовому, вбежал по ступеням. Притихнув, толпа ждала. Тут и там слышалось:
– Не иначе, новости.
– Должно, приказ из Совета!
Ждать пришлось недолго. На втором этаже со звоном распахнулось окно, на подоконник вскочил чернобородый человек, размахивая бумажным листком.
– Товарищи!
– Помолчал, пока не наступила тишина.
– Товарищи! Я говорю от имени созданного ночью Военно-революционного комитета Замоскворечья! Временное правительство в Питере свергнуто! Министры-капиталисты, которые продолжали начатую царизмом войну, отправлены в Петропавловскую крепость!
Площадь отозвалась тысячеголосым "Ура-а-а!".
– Да, товарищи!
– Человек в окне требовательно вскинул над головой руку.
– Но это не значит, что победа над врагами революции одержана полностью. Вы, вероятно, слышали про разгром Калужского Совета. Там убито много наших товарищей! И здесь, в Москве, враг не сложил оружия!
Площадь отвечала и гневными, и тревожными, и радостными криками.
– Революция в опасности!
– продолжал стоявший на подоконнике. Сейчас получен приказ из Военно-революционного комитета Москвы. Необходимо возводить баррикады! И в первую очередь вокруг осиного гнезда на Пречистенке! Вокруг их главного штаба, где засели рябцевы и грузиновы, куда сгоняются со всей Москвы юнкерские и казачьи силы! Дорогие, родные товарищи! Все, кто в силах взять в руки лопату, топор, лом, идем возводить крепости, которыми всегда защищала себя революция! На баррикады, товарищи!
Площадь колыхнулась, как одно большое, могучее тело.
– Веди!
– Куда идти?!
В этот момент Пашка и увидел выбежавшую на крыльцо Люсик. Черные волосы выбились из-под шляпки, глаза блестели. Пашка бросился к крыльцу.
– Шиповник!
Она услышала.
– Павлик! Миленький! И ты здесь?!
– Где же мне?!
– засмеялся он.
– Вы куда, Люсик-джан?
– Идем готовить санитарные пункты для раненых. Сейчас займем кафе "Франция". Попросим женщин принести кто что может! Подушки, простыни, полотенца...
Площадь пришла в движение. Люди в шинелях и матросских бушлатах формировали из добровольцев отряды, уводили их в сторону мостов через Москву-реку.
Мальчишки всегда мальчишки. Кого в детстве не тянуло к морю, если даже он видел море лишь на картинках, если о бурях и штормах знал только по страничкам книг? Наверно, поэтому-то Пашка и его друзья оказались возле моряка, на бескозырке которого блестели золотые буковки "Орел". Матроса все кругом звали просто Орлом, никто не знал и не спрашивал его имени: "Орел велел!", "Орел приказал!".