Пастыри. Четвертый поход
Шрифт:
Закончив говорить, Илья уставился в пол. Граф подошел к нему и тихо сказал:
– Я не держу на вас зла, Илья Александрович. Вы преизрядно хлебнули лиха и показали себя мужественным и благородным человеком. Простите же и вы меня за излишнюю горячность.
Илья поднял на Торлецкого глаза, встал со стула. Некоторое время недавние дуэлянты молчали, потом, не сговариваясь, протянули друг другу руки.
– Вот и славно, – подытожил граф, – когда приходит беда, надобно отбросить старые обиды. Яночка в лапах каких-то ужасных людей, вдобавок связанных с древними и темными силами. Надеюсь, Николай Кузьмич сумеет отыскать похищенные вещи,
– Да она мне еще не невеста... – покраснев, выдавил Илья.
– Поверьте моему колоссальному жизненному опыту, – улыбнулся граф, – брачные союзы ведь заключаются на небесах. Так что все уже предопределено свыше!..
...Громыко вернулся под вечер, злой, голодный и веселый. Илья все время, пока начальник «Светлояра» отсутствовал, места себе не находил, и в конце концов Торлецкий напоил его успокоительным и уложил спать.
– Ну, граждане дорогие, доложу я вам, и каша заварилась вокруг Янки! – уплетая быстренько сваренные Митей пельмени, рассказывал с набитым ртом бывший майор. – Во-первых, на встречу явился не тот... ну, не Рыков. Янка его засветить мне хотела, когда сказала, что придет бритый. А газетку гейскую придумала, чтобы заставить этого Рыкова понервничать. Нервничающий переговорщик может проколоться и не заметить. Она молодчинка, правильно все сделала... Только раскусили ее...
Пришел бритый, пришел, но! Свежевыбритый, весь в порезах, и башка незагорелая, белесая. Короче, сам этот депутат идти очканул, барбоса прислал вместо себя. Я ему: «Что за вещи ищем?» Он мне: «Ну, там какие-то иконы были, барахлишко церковное...»
Не, ну как с такими работать? «Барахлишко»... Тьфу! Пришлось объяснять ему популярно, что мне полный перечень вещей нужен, желательно – профессиональный, с оценками антикваров. Два часа на это ушло, два! Барахла там и впрямь полно – паникадило, три чаши, кресты наперсные, все золотое, с камнями. Плюс – цепочки, перстни, ножницы какие-то, тоже золотые. И икона. Из-за нее, я так понимаю, весь сыр-бор и разгорелся. Доска пятнадцатого века, «Богоматерь Умиления Пустоозерская». Редкая вещь, считалась пропавшей или даже погибшей в безбожные тридцатые годы.
Я барбосу этому говорю: «Давай, связывай меня с боссом!» Тот – ни в какую. Еле дожал. Берет трубу Рыков. Я ему первым делом кричу: «Если с Янкиной головы хоть волос – найду и грохну!» Он мне: «С босотой так базарить будешь, ментяра!» Ого! Понимаю – наш клиент. Из бандюков. Ладно, проехали. Говорю ему: «Найду икону, не бздэнь! Больно редкая и приметная доска». А он: «Мне все вещи нужны – и чаши, и кадило. И ножницы!» Во жлоб! У самого денег – удавиться, а за рыжье повелся. Ну ладно, договорились мы с ним, барбос покоцанный контактный телефон оставил – и слился. А я по барыгам сразу метнулся, удочки закинул, агентуру поднял. И так мне подфартило с ходу – сам не ожидал! Икону нашу и остальное барахлишко хапнул некто Бурогоз, он же гражданин Буро Эммануил Эдуардович. Клюквенник старый, тертый, из послевоенных сук. На тайник, в котором Богоматерь лежала, он случайно вышел. Нарыл его наводчик в архиве письмишко расстрелянного большевиками батюшки, в котором тот намеками да ребусами всякими сообщает, где заныкал ценности из церкви, в которой служил.
Бурогоз как глянул, какое ему счастье привалило, – сразу дернул к Попятке... Это оценщик известный, Попятный Александр Николаевич. Ну, и как у них водится, двуликий Анус – краденое скупает по-тихому. Перетерли они, и Бурогоз скинул
Я Попятку за хибоз вздернул – он и лапки задрал, мол, я – не я, лошадь не моя, а икону ту знаю, оценивал, но не более того, потому как она – собственность известного предпринимателя, мецената и любителя старины Бориса Калачова... Ну, тут просто Гоголь, немая сцена.
– Подождите, Николай Кузьмич, – перебил Громыко Митя, – Борис Калачов – это что, Мишгановский брат, который бандит и авторитет?
– Именно, Митька! То есть – пропала икона, у Калача теперь не выцарапать. Они, бандюганы, нынче в верующие подались, на храмы жертвуют, всенощные выстаивают...
Ну, думаю, надо хоть остальное вернуть. Беру я этого хлыща барыжного за горло, натурально, рукой беру и спрашиваю ласково: «А скажи мне, плесень, где все остальное барахлишко, что тебе Бурогоз притаранил?»
В общем, готов он рыжье все уступить за чисто символическую сумму, по дружбе. А икона – тютю. Я звоню Рыкову, и тут выясняется странная штуковина: икона ему без надобности, ему как раз утварь эта нужна!
Короче, нужны деньги. Тысяч двадцать зеленых. Наликом...
– А евро подойдет? – в дверях стоял заспанный Илья – под глазами круги, волосы взлохмачены.
– О, Илюха! – Громыко жестом указал на свободный стул. – Машину твою мои ребята к нам на стоянку доставили. Не понимаю, как ты на ней вообще до Москвы доехал...
– Я не доехал. Меня доставил Удбурд, а потом бросил, сволочь, – тихо пробормотал Илья. – Но это все потом... Так евро подойдет?
Удивленный Громыко кивнул:
– Евро, думаю, подойдет. Как только возьмем у Попятки вещи из тайника – можно будет забивать стрелу с Рыковым. Илья, да присаживайся, чайку попей...
– Некогда чаи распивать! – твердо сказал Привалов. – За деньгами надо ехать. Я чувствую – нельзя медлить. Что-то готовится. Что-то очень нехорошее...
Весь день Яна провела взаперти. Из Мерзляковского переулка кортеж Рыкова отправился на запад Москвы и где-то в районе Щукино нырнул в подземный гараж у подножия стеклянной башни, свечой вздымающейся в небо.
Три поста охраны, десяток суровых секьюрити, лифт, открывающийся личным электромагнитным ключом – по всем этим признакам Яна поняла, что находится в цитадели Рыкова, в его логове.
Константин в сопровождении троих шкафообразных бойцов доставил Коваленкову до дверей, как он выразился, «личных вип-апартаментов», где отстегнул наручник, буквально втолкнул девушку в комнату и запер стальную блестящую дверь у нее за спиной.
Апартаменты и впрямь оказались шикарными. Как там в детском михалковском стишке?
Входишь – чисто и светло,Всюду мрамор и стекло...Помимо мрамора и стекла в наличии был матовый серебристый металл, тонированный бук и медные стеновые панели. В дизайне комнаты стиль хай-тек удачно сочетался с олд-техно, символизируя связь времен.
Светильники, кресла, письменный стол, свисающая с потолка на тросиках плазменная панель, DVD, кондиционер, куча глянцевых журналов на низеньком столике-призме возле кожаного дивана.