Пасьянс судьбы, или Мастер и Лжемаргарита
Шрифт:
За сочинение я получил четвёрку. Уж не знаю, «ленинский лоб» сыграл тут свою роль (правильно «ленинский») или что-то другое, но один балл был потерян. Впрочем, за десять лет обучения в школе я ни разу не получал пятёрок ни за диктант, ни за изложение, ни за сочинение. Так что всё шло нормально. Выше головы не прыгнешь.
По устной литературе я тоже получил отлично. И тут, полагаю, мне здорово повезло… благодаря вирусному гриппу, ранее мной перенесённому. Дело в том, что письменные экзамены по литературе всегда предшествовали экзаменам устным –
Такое же единодушие оказалось в оценке моих знаний по немецкому языку. Старший преподаватель Лина Самойловна Вайнберг оценила их на четвёрку, бог ей прости; могла бы поставить соплеменнику и отлично, избавив его в самом близком будущем от душевных страданий, но «немка», как я понял уже, будучи кандидатом, а потом и полноценным студентом, была человеком честным и принципиальным. Хоть я Вайнберг, а ты соответственно Вейцман, но получи «хор», если на него и ответил. А вот доцент Кондратьева человеком принципиальным, да что там принципиальным, порядочным, не оказалась, предложив мне на экзамене по химии в качестве дополнительного вопроса разобраться с некой химической реакцией. В школьной программе ничего подобного не предусматривалось. Мне требовалось по исходным веществам химической реакции найти её конечные продукты. Экзаменатор не имела права требовать от меня ответа на поставленный вопрос. Это я понял уже потом. Меня аккуратненько подрезали, и роковую роль в этом деле сыграла совсем не моя национальность, а высокий проходной балл на специальность, выбранную мной. Он, как выяснилось, равнялся 28, у меня же оказалось только 27. Кого – то требовалось отсеять. Отсеяли меня, ибо я не был ни близким родственником кого-то из профессорско – преподавательского состава Института цветных металлов и золота, ни близким родственником кого-то из авторитетных сотрудников Министерства цветной металлургии, ни кем-то там ещё. В числе этих «кем-то там ещё» были в те времена медалисты из провинции, где требования к учащимся были заметно ниже, чем в Москве, а также абитуриенты, получившие свои медали по блату, ну, скажем, в Грузии. К этим же «кем-то там ещё», относились участники Великой Отечественной войны и приравненные к ним плюс дети граждан, работающих в условиях крайнего Севера. Две последние категории шли вне конкурса. Не было бы только двойки на приёмных экзаменах. Так что абитуриентам вроде меня оставалось надеяться в первую очередь только на самих себя да на капризную даму, именуемую госпожой Удачей. Последняя же вела себя со мною непоследовательно. Вот и результат.
Естественно, я был в тяжёлом нокдауне, но не сломался, обещав дома, что пойду работать, учитывая тяжёлое материальное положение нашей семьи. Но госпожа Удача мне всё же в конце концов улыбнулась, однако не во всю ширь своего лица. Вспомним о моём падении перед дверьми ЦВЕТМЕТа и о моих вовремя подставленных двух руках, предотвративших удар моей спины о настил крыльца. Так вот, нашлись «две руки» и для меня. Они не были «большими и волосатыми», но они чего-то стоили. Первой рукой поддержки оказалась Академия наук СССР, куда обратилась моя мама с просьбой помочь её сыну, чей отец, сотрудник союзной Академии наук, погиб смертью храбрых на фронте. Второй рукой оказался мамин хороший знакомый Михаил Ефимович Ряпов, юрист, участник Великой Отечественной войны, лично переговоривший с директором института Глеком Тимофеем Павловичем. После таких ходатайств меня приняли, но на другую специальность («Литейное производство металлов и сплавов») и кандидатом, то есть кандидатом в студенты и, следовательно, без стипендии. Сдам удачно первую сессию, тогда и переведут в студенты. Теперь почти всё зависело только от меня. Требовалось учиться, учиться и учиться. Именно это делать призывал обладатель «огромного лба», и тут он был абсолютно прав. Мне предстояло стать примерным студентом, и именно такую планиду предсказала мне девушка по имени Файя, с которой я познакомился в Министерстве высшего и среднего специального образования СССР, куда поначалу лично отправился разбираться с ситуацией, связанной с моей неудачей в ЦВЕТМЕТе.
Файя была студенткой уже пятого курса Полиграфического института. В Министерство высшего и среднего специального образования она пришла, чтобы попробовать похлопотать за своего брата, который, как и я, поступал в какой-то институт и, подобно мне, не прошёл по конкурсу. В министерстве мы и познакомились. Файя была первой девушкой в моей жизни, за которой я робко попытался ухаживать. Моя робость с нею была вполне естественной, если учесть ряд фактов. Во-первых, в Москве в годы моего ученичества обучение в школах было раздельным: отдельно мальчики, отдельно девочки. Отсюда и почти полное отсутствие опыта в общении с представительницами противоположного пола в период полового созревания. Во-вторых, робость моя была вызвана моим весьма невысоким мнением о собственной внешности. Ею я не блистал, хотя, как показала жизнь, было немало представительниц прекрасного пола, которым я нравился. И весьма. Кое-кто даже бегал за иною. Но об этом, может быть, после, а тогда, в восемнадцать, я всего лишь ещё не окончательно оперившийся юнец, робко пытающийся поухаживать за девицей уже несколько лет, как на выданье. Ещё год – другой, и она перестарок.
Конец ознакомительного фрагмента.