Пасынки зинданов (Мир, которго нет)
Шрифт:
***
Он никуда не спешил. Перед ним раскинулся мир, готовый покориться поступи его войск, но он выжидал. Через зинданы все прибывали новые «пришедшие» - внешняя ангельская агентура работала безупречно. Внутри мира эти ангельские сущности тоже были очень полезны, но как бы ни была велика ангельская энергия, породившая и поддерживающая постоянный уровень «рожденных» по всему миру, их самоосознание было ограничено и действия неактивны. «Пришедшие» же пытались перестроить окружающее под себя, а мир им не давался. Так появлялась интрига в жизни. Даже стали появляться новые волшеры с какими-то новоявленными, худосочными магами, добивающимися
Внутри своих владений он постиг все прелести власти и богатства. Его дворцы и без того ломившиеся драгоценностями, великолепной мебелью и отделкой, постоянно пополнялись произведениями труда местных зодчих. Правда «рожденные» не были очень способным народом, и поэтому к работам привлекали «пришедших». То же было и с его гаремом, полным молодок из «рожденных». Однако истинными жемчужинами было несколько «пришедших» дам, пусть и не самых молодых, но отличающихся яркостью и индивидуальностью. Он развлекался, как мог, объезжая свой огромный волшер и практикуясь в охоте, рыбалке и прочих удовольствиях.
Наконец настала пора показать, кто в доме хозяин, и он стал собирать армию. Это было забавно. В принципе он мог бы справиться с новоявленными магами, знавшими по нескольку случайных «слов», и без всяких войн, используя только магию, но ему был нужен психологический эффект. Ему хотелось показать всем, да и что уж скрывать, почувствовать самому, какая государственная мощь сосредоточена в его руках.
Первые же сражения, которые он постеснялся бы и сам назвать таковыми, повергли к его ногам все близлежащие территории, но он знал, что дальше на запад располагаются земли сразу трех его бывших соратников, и вот туда-то он и направил свои войска после празднования триумфа, которого устыдился бы любой уважающий себя полководец. Тогда вперед его гнала одна мысль: «Он покажет всем своим «коллегам», чего они стоят в этом мире!»
По данным разведки и наблюдениям из зеркала, он знал, что трое из «перворожденных» магов (как их уважительно прозвали в мире) объединились для отражения его атак. Наплевав на опасность, он сам возглавил свое войско, оставив дома свое самое мощное оружие: волшебное зеркало. Это, наверно, были лучшие его дни в этом мире. До сих пор, оставаясь в пределах волшера, он ощущал пресыщенность всем, что занимало его думы раньше и, как нельзя кстати, этот поход вернул всю полноту и остроту жизни, к которой он всегда стремился.
Он летел на коне впереди своего хорошо обученного войска и встретил противника уже при входе на территорию ближнего волшера. Когда конные патрули донесли о первых вражеских разъездах, он решил, не останавливаясь, провести разведку боем и с двумя верховыми отрядами продолжил движение. Он не боялся за себя – от шального удара у него была магическая защита, а от происков своих «перворожденных» приятелей… - посмотрим, что они еще придумают?
Они влетели серыми тенями прямо в лагерь противника. Спустя поколения это нападение стали изучать в военных училищах под названием битвы под Черной рекой, а тогда… Может, этим и был бы доволен Суворов, который любил сходу обескуражить противника. Но он-то был не Суворов, и растерянное метание полуголых «рожденных», истошно-истерические вопли «пришедших» и вой перепуганной обозной прислуги вызвали у него только чувство жалости пополам с гадливостью. И было трудно понять, была ли это чувство вызвано беспомощностью врагов или его собственной жестокостью. Он понимал, что поток инферно не миновал и его, и он, вслед за мелкими тиранами, сам становился величайшим деспотом мира.
После того «легендарного» ночного броска противник был фактически деморализован. Один из его бывших коллег погиб, а два скрылись в бега, главные города волшеров оказались захвачены, и воевать стало больше не с кем. А новый властелин чувствовал себя каким-то свихнувшимся Ермаком, застрявшим посреди бескрайних просторов, когда можно захватывать все земли, хоть налево, хоть направо. Но вот беда – не потерять бы направление к собственному дому, и хорошо бы знать: зачем ему все эти бескрайние просторы?
В результате, он с великими почестями, но в душе совершенно бесславно, вернулся домой и больше не выезжал ни в какие сражения на протяжении столетий. Если даже где-нибудь на окраине и появлялся какой-нибудь полоумный смельчак, принимаясь отвоевывать кусочки от хорошо отлаженной государственной системы, было достаточно пары «слов» брошенных в зеркало, чтобы вызвать у нарушителя спокойствия пожар, наводнение или вечный понос…
За тайнами «слов», не доставшихся ему от своих коллег, он тоже перестал охотиться. Его стало мучить чувство напрасности. Зачем ему эти «слова», если он и без них самый могущественный здесь? Он и так уже послужил поводом для гибели одного из своих коллег, и ему было противно гоняться за перепуганными «перворожденными» соратниками.
Только после этих захватнических походов до него стало доходить, какую ловушку он себе построил. Все вокруг к чему-то стремились, чего-то добивались, в крайнем случае, чего-то боялись. У всех был хоть какой-то смысл в жизни или хотя бы в выживании, как у рабов, а у него было все. Все, чего он только мог пожелать. Он не мог даже купить ничего, так как все здесь принадлежало ему. Воевать было не с кем и не за что. Он мог ласкать, издеваться, убивать… все, что угодно – ему только подобострастно смотрели в глаза. И все это длилось столетиями. Сначала он наслаждался, но весьма недолго, потом неистовал и издевался над всем и вся. В конце концов, он впал в апатию, и годы незаметно потекли мимо него.
В этом ровном и пустом потоке времени его поразило только одно известие, когда, спустя столетия добровольно ушел из жизни один из «перворожденных». В последствии, узнавая об очередном таком уходе, он перестал удивляться. Но тогда это событие всколыхнуло разум. Он вдруг со стороны взглянул на свою жизнь и понял, что ему нужно. И тогда искатель гор запаковал самые необходимые вещи, сгрузил стол с зеркалом на телегу и отправился с двумя старыми слугами в дальний замок в горах. Ему окончательно опротивел мир, в котором не осталось желаний.
Спустя несколько лет слуги умерли. Осталась одна собака. Но ему больше никто не был нужен. Ему надоели слуги, а собака все же была каким-никаким другом. Она была свободна в своих поступках, и он сам должен был подлизываться к ней, угощая лакомствами.
Может, он уже сошел с ума? Но кто об этом мог ему здесь сказать? А может, он сошел с ума, когда возжелал всех земных и неземных благ? Сейчас он даже не мог сказать с точностью, жив ли он или мертв. Да и какая в этом разница здесь, в астрале? Хотя он не прав, астрал где-то там, за пределами этого мира, и к нему нет дороги. Даже если бы и была, все равно для него это был лишь путь в инферно.