Патологическая анатомия
Шрифт:
Он поднял руку.
– У меня есть полное и исчерпывающее разрешение полковника Уимберли на проведение исследований в области передовой боевой медицины.
– Хватит, Герберт! – вскрикнул я.
– Это зашло достаточно далеко! Ты, очевидно, не можешь контролировать свои эксперименты! Настало время уничтожить их! Если британская армия найдет твою лабораторию, я даже думать не хочу о последствиях.
– Уничтожить их? Нет, нет, нет... Eще нет. Не раньше, чем я закончу, не раньше, чем ткань ферментируется
Он, конечно, имел в виду тот чан, в который он ежедневно помещал различные фрагменты человеческого организма. Мне не нравилось постоянное глухое пульсирование, исходящее из этого чана с шипящей тканью, которое очень походило на равномерное биение какого-то огромного мясистого сердца, а также тo, как различные части в стеклянных сосудах с пузырящейся сывороткой, казалось, реагировали ритмичными искажениями. Это было не только непристойно, но и извращенно, и, да, это было воплощением чистого зла. Ибо нельзя было отрицать зловещую, ядовитую атмосферу мастерской Уэста, и ее источник было достаточно просто отследить: чан, этот пузырящийся чан безымянной плоти.
Уэст был в своем обычном неприятном, конфликтном настроении. Я задал ему несколько вопросов, касающихся некоторых историй, циркулирующих среди солдат: о восставших мертвых существах, встреченных на Ничейной земле. Но все, что я от него получил, это отрицание. Чистое отрицание.
– Ты что-нибудь знаешь о приюте для сирот?
– спросил я его, имея в виду Католический сиротский приют Св. Брю, который был разрушен в результате неверно направленной газовой атаки немцев с использованием высокоскоростных снарядов дальнего действия.
Никто не выжил. В результате этого ужасающего зверства погибло около сорока трех детей. Я не принимал участия в восстановлении их бедных маленьких тел, но слышал, что это было так ужасно, что невозможно было себе представить.
– Св. Брю?
– спросил он.
– Конечно. А в чем дело?
Какой же несносный человек. Я сказал ему, в чем дело. Я высказал ему все, не щадя его чувства, потому что меня тошнило от этой игры в кошки-мышки. Он все отрицал и обозвал меня суеверной старухой, которая верит всякой глупой чепухе о ходячих мертвых детях на Ничейной земле. Но я не остановился на этом.
– Герберт!
– воскликнул я, разозлившись.
– Ты эксгумировал тела детей или нет, ты делал им инъекции реагента?
Теперь настала его очередь разозлиться.
– Послушай, ты, жеманный, пустоголовый жалкий деревенщина... Меня не интересуют дети. Только не сейчас. И никогда не интересовали. Насколько я знаю, эти малыши покоятся в своих могилах.
– Тогда как...
– Это не более чем байки солдафонов, которые они травят со скуки.
Может быть, мне не следовало ему верить, потому что его чувство этики было подобно одежде, которую он иногда надевал только для удобства. Тем не менее, я искренне верил, что он говорит правду, и его строгий взгляд не дрогнул ни на мгновение. Но я не был удовлетворен. Одна или две страшные истории, рассказанные солдатами о мертвых детях, похищающих трупы? Это обычное
– Взрыв, Герберт, - сказал я.
– Возможно ли, что, когда твоя другая лаборатория взорвалась, твои образцы попали в воздух?
Он выглядел ошарашенным, но точно знал, что я имею в виду. Похожее на амбар здание, где раньше располагалась его лаборатория, было разрушено немецким огнем. Это было известно. Но мыслимо ли было, чтобы чан с тканями, которые у него там прорастали... что его содержимое было разбросано по сельской местности во время взрыва или даже выброшено в воздух фрагментами только для того, чтобы быть перенесенным обратно на землю непрекращающимися дождями? Ибо мы оба знали сверхъестественные, пугающие реанимационные свойства этой ткани в ее пузырящейся ванне с реагентом. Я думал, что мой гипотетический сценарий имеет место быть, но Уэст не был с этим согласен.
– Рассеявшись, эти ткани бы просто потеряли свои свойства. Это была просто колония клеток.
– И ты уверен, - спросил я его, - что мутационные свойства этой ткани, ее чрезмерная, почти сверхъестественная воля к жизни не могли быть активны на клеточном уровне?
Но он не был в этом уверен, только считал, что это "крайне маловероятно". И все же я видел, что ему это не приходило в голову, потому что он был более чем взволнован кощунственной возможностью, что это могло произойти. Здесь я должен сказать, что Уэст чрезвычайно занервничал – его интеллект, как всегда, работал как часы, но в нем чувствовались страх и волнение, выходящие за рамки его обычной неистовой возбудимости. Дважды, пока я был там, он выглядывал в окна, как будто что-то искал, и не менее трех раз поворачивался ко мне и говорил:
– Скажи мне... старый друг... Ты видел кого-нибудь по дороге?
Я сказал ему, что нет, но, похоже, ему это не помогло.
Несколько успокоенный тем фактом, что он намеренно не воскрешал бедных сирот, я немного расслабился, несмотря на то, что он, казалось, не мог усидеть на месте, если не считать случайного взгляда в свой микроскоп. Я принес бутылку бренди и, несмотря на то, что мы находились в похоронном зале, заставил его выпить со мной, потому что Мишель Лекруа приняла мое предложение, и мы должны были пожениться. Уэст поздравил меня, но я видел, что его мысли были заняты другими вещами, а именно этим ужасным чаном и тревожными звуками, исходящими из него. В тот момент я был уверен, что то, что могло там происходить, пугало его до смерти.
17. Приходящая
Сержант Бёрк немного поразнюхивал информацию, в чем он был очень хорош, и узнал, что доктор Гамильтон был прикреплен к 1-му Канадскому полку легкой пехоты, боевые порядки которого находились всего в нескольких милях к западу от 12-го Мидлсекского. Как и подозревал Крил, он был американским лейтенантом и весьма способным хирургом. Кроме этой информации, там было очень мало чего.
– Должно быть что-то еще, - сказал Крил несколько раздраженно.