Патрик Кензи
Шрифт:
— Мы ищем что-нибудь похожее на ту зеленую «челику», что стоит у вас на парковке, — сказала Энджи.
— С поднимающейся крышей? — спросил Эдди.
— Уж конечно, — заверила Энджи.
Мы взяли машину, не помыв ее и не заправив. Дону и Эдди мы сказали, что нас поджимает время, и слова эти озадачили их еще больше нашего желания расстаться со «стелфом».
— Поджимает? — переспросил Дон, сверяя наши водительские удостоверения с прокатной квитанцией, заполненной мистером Кушингом.
— Ага, — сказал я. — Ну, это когда дел
К моему удивлению, он не спросил меня, что такое «спешить». Он просто пожал плечами и кинул мне ключи.
Мы сделали остановку возле ресторанчика «Крабовый домик», чтобы изучить карту и выработать план действий.
— Эти креветки просто невообразимы, — воскликнула Энджи.
— Как и этот краб, — сказал я. — Попробуй. Давай, ты — мне, а я — тебе.
Мы обменялись кусочками, и они действительно оказались вкуснейшими.
— А ведь как дешево, — заметила Энджи.
Ресторанчик был действительно домиком, или хижиной, обшитой досками и старой фанерой, столы были выщерблены и поцарапаны, еду подавали на бумажных тарелках, а наше пиво из пластикового пакета мы разливали в вощеные стаканчики. Однако еда, не идущая ни в какое сравнение с морепродуктами, которые мне когда-либо подавали в Бостоне, стоила чуть ли не вчетверо дешевле тамошней.
Мы сидели на задней веранде, в тени с видом на болотистые заросли тростника и светло-коричневую воду, протянувшиеся метров на пятьдесят, до самой задней двери очередного — о господи! — стрип-клуба. Белая птица с ногами не короче, чем у Энджи, и шеей под стать ногам села на перила веранды и стала заглядывать нам в тарелки.
— Господи, — воскликнула Энджи, — а это еще что за чучело?
— Это белая цапля, — сказал я. — Она нам ничего не сделает.
— Откуда ты знаешь, что это такое?
— Из «Родной природы».
— А-а, ты уверен, что ничего не сделает?
— Ну, Энджи, — сказал я.
Она вздрогнула.
— Ну, значит, я далека от природы. Прости мне это.
Цапля соскочила с перил, села возле моего локтя и стала тянуть голову к моему плечу.
Я взял лапку краба, швырнул ее за перила, и, смазав меня по уху крылом, цапля перемахнула через перила и нырнула в воду.
— Ну вот, — сказала Энджи, — теперь она не отстанет.
Я поднял со столика свою тарелку и стаканчик:
— Пойдем.
Мы пошли внутрь изучить карту, а цапля вернулась и стала глядеть на нас через стекло. Уяснив себе, как ехать, мы сложили карту и прикончили еду.
— Думаешь, она жива? — спросила Энджи.
— Не знаю, — сказал я.
— Ну а Джей? — сказала она. — Думаешь, он искал ее?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. Не слишком-то много мы знаем, правда?
Я смотрел, как цапля изогнула длинную шею, чтобы удобнее было меня разглядывать через стекло.
— Правда, — сказал я. — Но мы способные ученики и быстро все схватываем.
17
Никто из тех, к кому мы обращались в мотеле «Двор Мэриотт», показывая фотографии, не знали ни Дезире, ни Прайса. Отвечали все они очень определенно, так как лишь за полчаса до нашего прибытия те же самые фотографии показывали им Недотепа и мистер Кушинг. Недотепа, этот чертов проныра, даже оставил для нас записку у портье «Мэриотта», назначив нам свидание в баре «Харбора» в восемь часов.
Мы попытали служащих еще нескольких окрестных отелей, но ответом нам были лишь их пустые глаза, после чего мы вернулись на Харбор-Айленд.
— Не наш это город, — сказала Энджи в лифте, когда мы спускались в бар.
— Никак не наш.
— Он меня бесит. И околачиваться здесь — пустое дело. Мы не знаем, с кем говорить, не имеем ни знакомых, ни друзей. Все, что мы можем делать, это бродить здесь как последние идиоты, всучив всем эти кретинские фотки.
— Фотки? — переспросил я.
— Фотки, — повторила она.
— А, ну да, понятно, — сказал я. — На секунду мне показалось, что ты назвала фото как-то не так.
— Заткнись, Патрик. — Она вышла из лифта и впереди меня проследовала в бар.
Она была права. Находиться здесь было пустым делом. Зацепка оказалась никчемной. Покрыть 1400 миль воздушного пространства лишь потому, что за две недели до этого кто-то в отеле воспользовался кредитной карточкой Джеффа, было верхом кретинизма.
Однако Недотепа так не считал. Мы нашли его в баре сидящим за столиком с видом на залив; перед ним стоял бокал, наполненный какой-то жидкостью умопомрачительного цвета. Розовую палочку для коктейля в его бокале украшало сверху резное изображение фламинго. Сам столик угнездился в пространстве между двумя пластмассовыми пальмами. На официантках были блузки, завязанные под самой грудью, и черные эластичные шортики с лайкрой, такие тесные, что не оставляли в неведении относительно наличия или отсутствия под ними трусиков.
Ах, этот рай! Если здесь чего и не хватало, так это Хулио Иглесиаса, но и он, как я подозревал, был уже на пути сюда.
— И вовсе это не бесполезно, — сказал Недотепа.
— Вы насчет чего — выпивки или прилета сюда?
— И того и другого… — Минуя носом фламинго, он отпил свой коктейль и вытер салфеткой образовавшиеся над губой синие усики. — Завтра мы с вами разделимся, чтобы охватить все отели и мотели Тампы.
— Ну охватим, а дальше что?
Он потянулся к стоявшему перед ним блюдечку с орешками-макадамия.
— Испробуем те, что в Сент-Питерсбурге.
Так оно и случилось.
В течение трех дней мы охватывали Тампу, а потом переместились в Сент-Питерсбург. И поняли, что некоторые районы обоих городков не так банальны, как можно было предположить, судя по Харбор-Айленду, и не так чудовищны, как путешествие по Дэйл-Мэбри. Окрестности Хайд-Парка в Тампе и район Олд-Норт-Иста в Сент-Пите оказались даже вполне привлекательными — мощенные булыжником улочки, дома старой южной архитектуры с увитыми зеленью крылечками и толстыми узловатыми стволами баньяновых деревьев, дающих густую прохладную тень. Набережные Сент-Пита, если не обращать внимания на брюзгливых стариков и потных краснощеких велосипедистов, были просто великолепны.