Патрульные Апокалипсиса
Шрифт:
Через несколько минут он уже спал, но очень скоро его разбудил телефонный звонок. Плохо соображая, Лэтем схватил трубку.
– Да?.. Алло?..
– Это Кортленд, Дру. Простите, что звоню в такой поздний час, но дело не терпит отлагательств.
– Что случилось?
– Видите ли, германский посол…
– Он знал про сегодняшнее?
– Абсолютно ничего. Соренсон позвонил ему из Вашингтона и, судя по всему, поднял страшный шум. А вскоре после него то же самое сделал Клод Моро.
– Ну и ну! Но что же все-таки происходит?
– Посол Хайнрих Крейтц будет здесь в девять часов утра. Соренсон и Моро просят вас тоже приехать
– Эти два ветерана-разведчика решили взять его в клещи, не так ли?
– Я человек штатский, Дру. Но, право же, не думаю, что Крейтц наш враг.
– Конечно, нет, и более того, он человек совестливый. Но даже он не знает всех своих сотрудников в Париже. Ему не мешает поднять волну, а именно этого и хотят Соренсон и Моро.
– Мне иногда кажется, что люди вашей профессии говорят на каком-то особом языке.
– Так оно и есть, господин посол. Это называется затемнением смысла и позволяет впоследствии все отрицать. Я сказал бы, что это – наш lingua franca. [32]
– Для меня это что-то невнятное.
– Я смертельно устал.
– Сколько вам нужно времени, чтобы добраться до посольства?
– Сначала мне надо добраться до гаража, где стоит моя машина…
– Теперь вам предоставлена машина Второго бюро, – прервал его Кортленд.
32
Общепонятный язык, используемый людьми одной профессии (лат.).
– Простите, забыл… Значит, в зависимости от перегрузки улиц – минут пятнадцать.
– Сейчас десять минут седьмого. Я попрошу мою секретаршу разбудить вас в половине девятого и буду ждать вас в девять. А пока – немного отдохните.
– Может, мне следует рассказать вам, что произошло…
Но посол уже повесил трубку. «Так оно, пожалуй, лучше», – подумал Лэтем. Кортленд пожелал бы узнать подробности, и разговор затянулся бы. Дру снова улегся. Одно только хорошо: теперь неделю, а то и больше – в зависимости от того, сколько займет ремонт квартиры, – он будет жить в очень хорошем отеле, а счет оплатит Вашингтон.
Белый планер спустился к вечеру в долину Братства дозорных. Едва он приземлился, его тотчас оттащили под зеленый камуфляж. Плексигласовые покрытия над передней и задней кабинами для летчиков поднялись: из первой вылез пилот в белоснежном комбинезоне, из второй – пожилой пассажир.
– Kommen, [33] – сказал пилот, кивнув на мотоцикл с коляской. – Los! Der Krankenhaus! [34]
– Хорошо, – ответил по-немецки мужчина в гражданском костюме и, повернувшись, взял из планера медицинский кожаный чемоданчик. – Полагаю, доктор Крёгер уже здесь, – добавил он, залезая в коляску мотоцикла. Пилот сел за руль и включил мотор.
33
Идите сюда (нем.).
34
Быстро!
– Не знаю, майн герр. Я должен доставить вас в клинику, а имена мне не известны.
– Тогда забудьте имя, которое я назвал.
– А я ничего и не слышал, майн гepp.
Мотоцикл помчался по одному из затянутых сеткой коридоров и, сделав несколько поворотов, направился на север, в другой конец долины. Там, тоже под сеткой, стоял одноэтажный дом, несколько отличавшийся от других, построенных из крепкого дерева. Этот дом был сложен из шлакоблоков с прокладками из цемента, и с юга к нему примыкал энергокомплекс, откуда непрерывно исходил низкий, мощный гул.
– Мне запрещено входить туда, доктор, – сказал пилот, останавливая мотоцикл перед серой стальной дверью.
– Я знаю, молодой человек, мне объяснили, куда идти. Кстати, я уезжаю завтра утром, с рассветом. Надеюсь, вам это известно.
– Да, майн гepp. В этот час самые благоприятные ветры.
– Ну, уж хуже того, что было сегодня, трудно придумать. – Пилот быстро отъехал, а врач подошел к двери, посмотрел на глазки камер наверху и нажал круглую черную кнопку справа от притолоки. – Доктор Ханс Траупман по приказанию генерала фон Шнабе.
Дверь открыл мужчина лет сорока, в белой больничной одежде.
– Герр доктор Траупман, как приятно снова вас видеть! – радостно воскликнул он. – Прошло уже несколько лет с тех пор, как вы читали лекции в Нюрнберге. Добро пожаловать!
– Danke. [35] Жаль, что сюда так трудно добираться.
– Уверяю вас, путь через горы вам бы еще меньше понравился. Надо пройти не одну милю, а через каждые две-три сотни метров снег становится все глубже. Секретность недешево обходится… Пойдемте же, выпейте шнапса и передохните несколько минут, а тем временем мы поговорим. Потом вы увидите, как мы продвинулись. Признаюсь: успехи замечательные!
35
Благодарю (нем.).
– Выпьем позже, а поговорим в процессе обследования, – возразил гость. – Мне предстоит долгая беседа с фон Шнабе – не очень приятная перспектива, – я хочу выяснить как можно больше и поскорее. Он спросит о моем мнении и будет считать меня ответственным за это.
– Почему меня не приглашают на эту беседу? – возмущенно спросил молодой врач, когда они уселись в приемном покое.
– Он считает вас, Герхард, человеком слишком пылким. Его восхищает ваш энтузиазм, но он не доверяет ему.
– Господи, да кто же лучше меня знает, как протекает этот процесс? Ведь это мое открытие! При всем моем уважении к вам, Траупман, это моя сфера, а не ваша.
– Мы с вами это знаем, но наш генерал, не имеющий отношения к медицине, не может этого понять. Я – нейрохирург и имею определенную репутацию как специалист по черепно-мозговым операциям. Мое реноме и заставило его обратиться ко мне, а отнюдь не мой опыт. Итак, скажите… Как я понимаю, вы считаете теоретически возможным изменить мыслительный процесс без применения препаратов или гипноза. Эта теория напоминает научную фантастику на тему парапсихологии, но так же относились не столь давно и к пересадке сердца и печени. Как же все-таки это достигается?