Патрульные Апокалипсиса
Шрифт:
– Это почти ничего мне не дает.
– Она сказала, что ее мужа убила Штази в Восточном Берлине. Вы можете это подтвердить?
– Черт побери, конечно. Я работал с западной стороны Стены, круглосуточно поддерживая контакт с нашими людьми по другую сторону. Фредди де Фрис был молодым, очень оперативным осведомителем. Беднягу поймали буквально за несколько дней до того, как Штази отошла в сторону.
– Значит, обостренный интерес Карин к событиям в Германии вполне обоснован?
– Безусловно.
– Куда?
– Прямиком в дружеские объятия бритоголовых, этих проклятых нацистов… Кстати, Фредди де Фрис работал с вашим братом Гарри. Я знаю об этом, потому что мой Второй отдел координировал их действия. Услышав про Фредди, Гарри не просто расстроился, а разозлился как черт, будто это случилось с его младшим братом.
– Спасибо, Стэнли. Боюсь, я совершил ошибку и оскорбил Карин. И все же кое-что требует разъяснения.
– А именно?
– Откуда миссис де Фрис узнала про меня?
По теневой стороне мрачной улочки на Монпарнасе шел, спотыкаясь, Жан-Пьер Виллье. Он был неузнаваем: огромный толстый нос, набухшие веки. Его прикрывали рваные, грязные лохмотья. По пути ему попадались пьяницы: они сидели на камнях мостовой, привалившись к стене. Виллье бормотал, с трудом, как пьяный, выговаривая слова:
– Ecoutez, ecoutez… gardez – vous, mes amis!.. Слушайте меня, слушайте, да внимательней, друзья… что говорил мне наш дорогой Жодель… Кто-нибудь хочет узнать, или я зря стараюсь?
– Жодель – псих! – раздался голос слева.
– Он на всех нас беду накличет! – выкрикнул кто-то справа. – Пошли ты его к черту!
– Он велел мне разыскать его дружков, сказал – это очень важно!
– Отправляйся в северные доки на Сене – там ему лучше спится да и воровать проще.
Жан-Пьер побрел на набережную Тюильри, останавливаясь в каждой темной улочке и покидая ее без всякого результата.
– Старик Жодель – свинья! Никогда не угостит вином!
– Треплется, будто у него друзья во властях – где же они, эти друзья?
– Болтает, что знаменитый актер – его сын, вот дерьмо!
– Я вот спился, и плевать мне на все, но дружкам своим я не вру.
Только добравшись до грузовых пристаней выше моста Альма, Жан-Пьер услышал от одной старой бродяжки то, что немного приободрило его.
– Жодель, конечно, сумасшедший, да только ко мне хорошо относится. Приносит мне цветы – краденые, сам понимаешь, и называет меня великой актрисой. Представляешь?
– Да, мадам, представляю.
– Значит, и ты такой же сумасшедший.
– Возможно, но вы и впрямь прелестны.
– Ай! Глаза-то у тебя! Синие, как небо! Может, это его призрак явился!
– Разве он умер?
– Кто знает? А ты-то кто?
Наконец, много часов спустя,
– Кто это говорит о моем друге Жоделе?
– Я! – крикнул Виллье, углубляясь во тьму узкого проулка. – А ты его друг? – спросил он, опускаясь на колени рядом с лежащим лохматым бродягой. – Мне надо отыскать Жоделя, – продолжал Жан-Пьер, – я заплачу тому, кто мне поможет. Вот, смотри! Пятьдесят франков.
– Давненько я не видал таких денег.
– Ну, гляди. Так где Жодель, куда он пошел?
– Он сказал, это секрет…
– Но от тебя-то он ведь не скрыл.
– Ну да, мы с ним как братья…
– А я его сын. Так скажи мне.
– В долину Луары, к страшному человеку в долине Луары, больше я ничего не знаю, – прошептал бродяга. – Никому не известно, кто этот человек.
Внезапно в освещенном солнцем конце проулка возник силуэт. Жан-Пьер, поднявшись с колен, увидел, что это мужчина такого же роста, как он.
– Почему ты расспрашиваешь про старика Жоделя? – спросил незнакомец.
– Мне надо найти его, мсье, – ответил Виллье дрожащим, хриплым голосом. – Он мне должен, понимаете, и я ищу его уже три дня.
– Боюсь, ты ничего не получишь. Ты что, газет не читал?
– С чего это мне тратиться на газеты? А посмотреть комиксы и посмеяться я могу, подобрав вчерашнюю газету или хоть старую.
– Бродяга, которого опознали как Жоделя, застрелился вчера вечером в театре.
– Ах, мерзавец! Да ведь он должен мне семь франков!
– Кто ты, старик? – спросил незнакомец, приближаясь к Жан-Пьеру и разглядывая его лицо в сумеречном свете проулка.
– Я Огюст Ренуар, пишу картины. Иногда становлюсь мсье Моне, бываю голландцем Рембрандтом. Весной – Жоржем Сёра, а зимой – Тулуз-Лотреком: в борделях-то ведь тепло. А в музеях так хорошо, когда идет дождь и холодно.
– Старый дурак!
Мужчина повернулся и направился к улице, Виллье быстро заковылял за ним.
– Мсье! – крикнул он.
– Что тебе? – Мужчина остановился.
– Раз вы сообщили мне такую страшную весть, заплатите хоть семь франков.
– Почему это я должен тебе платить?
– Потому что вы украли у меня надежду.
– Украл что?..
– Надежду ожидания. Я ведь не спрашивал вас про Жоделя, это вы ко мне подошли. Откуда вы узнали, что я его ищу?
– Да ты же выкрикивал его имя.
– И этого было достаточно, чтобы вмешаться в мою жизнь и уничтожить надежду? Может, мне надо спросить, кто вы такой, мсье. Слишком уж вы богато одеты, чтоб быть приятелем моего друга Жоделя, сукин он сын! Вам-то что до Жоделя? Чего вы сюда явились?