Паутина грез
Шрифт:
— Оставил вчера, когда помогал Борису, — пояснил он деловито. — На берегу пригодится.
— О да, конечно.
— Ну, пошли. Тони догонит.
— Пожалуй, надо его подождать.
— Опять ждать, ждать, ждать! — проворчал малыш, насупился и бухнулся прямо на траву, скрестив на груди тонкие ручки.
— Я думаю, он скоро выйдет, — попыталась я утешить его.
— Он вообще не выйдет, если твоя мама собирается рисовать, — выпалил Трой.
Странные вещи он говорит, удивилась я. Не стоял же Тони у мамы за спиной все время, пока
Трой вдруг с подозрением прищурился.
— А где твой папа? — спросил он. — Он что, тоже умер и ангелы унесли его на небо?
— Нет, что ты! Он работает. Я хотела, чтобы сегодня он приехал с нами, но папа не смог, — объяснила я.
Но Трой продолжал смотреть на меня с пытливым любопытством. Вдруг он заметил движение у дома.
— Э-эй! — издали прокричал нам Тони. — Пошли!
Трой вскочил и тут же помчался вперед.
— Ты часто бываешь на берегу океана. Ли? — поинтересовался Тони, когда мы ступили на тропинку.
— Я довольно часто бываю на папиных причалах. К тому же несколько раз мы ходили в плавание.
Неожиданно для себя я жутко разнервничалась без мамы. Я боялась сделать или сказать что-нибудь не то и огорчить ее. А Тони, как всегда, был спокоен и уверен в себе. Еще бы, с таким богатством, с таким процветающим бизнесом ему приходится держать марку. Мне, конечно, до этого далеко, несмотря на большой опыт общения с людьми, которого я набиралась, благодаря папе, во время круизов и экскурсий.
— Действительно! Зачем же я спрашиваю. Ну а летом тебе приходилось бывать на море?
— Почти нет. Мама не очень любит пляж. Она не выносит песок, который всюду набивается. Зато у моей подружки, Мишель Элмстед, есть бассейн. Там мы купаемся.
— Понятно. — Тони кивнул.
Трой бежал впереди, деловито размахивая ведерком.
— Он такой милый, — сказала я.
— Да, — печально отозвался Тони. — Однако ему досталось в жизни. В младенчестве он ужасно болел. Временами мы думали, что потеряем его.
— О Боже! А что случилось с…
— С нашими родителями? Мать умерла всего через полтора года после рождения Троя. Она страдала неизлечимой болезнью крови. Отец скончался год назад. Инфаркт. — Глаза мужчины из небесно-голубых стали прозрачно-ледяными. Он вспомнил трагедию. — Это случилось в лабиринте.
— В лабиринте! — ахнула я.
— Да, и, к сожалению, тогда рядом с ним был Трой.
— Нет-нет! — вскрикнула я.
— Они шли сквозь лабиринт, к дальнему выходу. Там у нас хижина. Никто в ней не живет. Она такая причудливая, своеобразная, что мы сохраняем ее. А Трой думает, что это «заколдованное место» из детских сказок. Знаешь, он ведь научился читать уже в два с половиной года. Его няня, миссис Хэбершем, очаровательная пожилая женщина, часами занималась с ним чтением. Трой для своего возраста слишком развит. И такой яркий ум!
— Должно быть, он страшно переживал, когда это случилось. Да еще в лабиринте. Как он все перенес?
— Удивительно, но в панику он не впал. Другой ребенок сидел бы около упавшего отца, рыдал, кричал, пока его не обнаружили бы. Но Трой сразу сообразил, что с папой случилась беда, и побежал за помощью. Выход из лабиринта нашел самостоятельно. Я до сих пор помню его крик, с которым он ворвался в дом… Мы помчались к отцу, но было уже поздно.
— Какое несчастье. Простите меня, — пробормотала я, с ужасом представив кончину своего отца.
— Мальчику сейчас приходится несладко. Даже самая опытная и заботливая няня не в состоянии заменить мать. И как бы я ни лез из кожи, утрату отца не смогу восполнить и посвящать ему столько времени, сколько нужно.
— А миссис Хэбершем до сих пор с вами?
— Нет, она нездорова. Ей пришлось вернуться на родину, в Лондон. Сейчас у нас работает миссис Хэстингс — няня, гувернантка и учительница в одном лице. Теперь вот сюда, на пригорок, — сказал Тони. — Трой, наверное, уже на берегу.
Преодолев маленький склон, мы увидели океан. Какое чудо: делаешь один шаг — и перед тобой Атлантика! Трой уже сосредоточенно копался в песке. Пляж довольно однообразной полосой тянулся вправо и влево.
— Это все ваши владения? — воскликнула я.
— Да. Чуть подальше есть небольшая бухта. Воистину самый уединенный уголок на свете. Я люблю приходить туда, когда хочу побыть наедине с собой.
— Здорово!
— Ну что, нравится тебе здесь, Ли? — спросил Тони, обжигая меня пристальным взглядом.
— Очень нравится.
— Я рад, — промолвил он и улыбнулся. В глазах его было столько искреннего тепла, что я содрогнулась. Сколько же ему лет? Он иногда такой многословный, церемонный, умудренный жизнью, а иногда — просто мальчишка-старшеклассник.
— Это удивительное место, наш Фарти, — произнес Тони. — В семь лет отец отправил меня в Англию, в Итон, ибо считал, что традиционное английское образование дисциплинирует человека. Он был прав — Итон дал мне многое. Но как же я мечтал вернуться в Фартинггейл. — Он прикрыл глаза и глухо продолжал: — Едва начиналась тоска по дому — а случалось это очень часто, — я закрывал вот так глаза и представлял, что вдыхаю горьковато-пряный аромат хвои, ощущаю соленый вкус моря, чувствую прохладную утреннюю дымку на лице, влагу на волосах… Домой хотелось жутко, до слез, до боли.
Я слушала его затаив дыхание. Никогда я не встречала человека, который бы так вдохновенно говорил о своем доме. Тони Таттертон способен на глубокую и сильную страсть, поняла я, и меня пробрала дрожь. Тони открыл глаза внезапно, будто его шлепнули по щеке.
— Это огромная ответственность — содержать такое поместье и одновременно вести бизнес, который так стремительно растет. И все на одних плечах. Плюс маленький ребенок.
— Молодой справится, — выпалила я и тут же прикусила язык.