Паутина
Шрифт:
Маркос поднял с переносицы защитные очки и посмотрел на меня:
– Если ты хочешь с ним поговорить, придется выложить что-то на стол.
– Я не интересуюсь тем, что продает Дин, мне нужен он сам, а Иснага должен знать, где он засел, - сказал я и закурил четвертую сигарету подряд.
– Раз уж ты на Кубе, приятель, я добуду тебе настоящего курева. «Кохибас», «Коронас», «Ромео и Джульетта», «Тринидад» - только назови. И по самой сходной цене.
– Я пытаюсь бросить.
– Куря эти? Поверь мне, ты уже бросил. Если ты куришь эти, ты не курильщик.
Нам удалось выбраться из транспортной пробки возле аэропорта,
– Теперь у нас у всех есть свои машины, - пояснил Маркос.
– Мы учимся самовыражению.
Мы миновали череду карет «скорой помощи». Я подумал, что они направляются к месту особо серьезной аварии, но
Маркос заверил меня, что это медицинские туристы, явившиеся на Кубу для лечения, которое в остальном мире либо запрещено, либо слишком дорого.
– Теперь многие сюда приезжают в надежде на клеточное омоложение, - сообщил мой водитель.
– Это называется «хромосомная подтяжка», область геронтологии, а наши клиники - лучшие в мире.
Высокие пальмы, склонившие верхушки с неправдоподобно маленькими пучками зеленых листьев, замерли на фоне синего неба, такого яркого, что глазам больно… Громадные красочные плакаты большей частью восхваляли коммунизм. Я тут же вспомнил рассказ Джули о невзрачном коммунистическом магазинчике в Брюсселе с его мелкими сувенирами. Далее показался склон, где теснились лачуги, собранные из ящиков и мятых консервных банок - дома палестинских беженцев. По словам Маркоса, большинство приехало из деревень. Показалась фабрика, окруженная цепными изгородями, за ней вереница многоквартирных зданий, никогда не видевших ремонта - жилье, возведенное из некрашеных цементных блоков необученными добровольцами в дни экономической блокады.
Теперь мы угодили в затор иного рода: бибикавший и извивающийся вдоль улицы с торговыми рядами бытовой техники и электроники. Свежий ров красовался посреди дороги, на дне рабочие разматывали блестящие бухты оптоволоконного кабеля и раскладывали его по каналам с цветной маркировкой. Дети на улице продавали сигареты поштучно и пластмассовые зажигалки. Сладкое зловоние городских стоков прорывалось сквозь запахи выхлопных газов.
Гавана.
Отель представлял собой пятиэтажный бетонный куб на неописуемо оживленной трассе. По обе стороны от него раскинулись симпатичные одноквартирные домики, а мой душный номер обладал всеми прелестями муниципального жилья.
Маркос осмотрел номер с красноречивым выражением печали на лице и сообщил, что меня надули, и он может попросить своего друга сдать мне ненадолго квартиру.
– Я не собираюсь проводить здесь много времени, - уверил его я.
Приняв душ, я переоделся в чистую белую рубашку и легкие брюки. Затем мы с Маркосом вышли, и я приобрел мобильный телефон, чтобы тут же позвонить по нему в отель «Севилья». Наццаро в номере не оказалось, но Маркос предположил, что найти его будет легко.
– Как и ты, он должен был купить местный мобильник, а все телефоны, проданные приезжим, регистрируются.
– Это если он воспользовался своим настоящим именем.
– А ты воспользовался вымышленным? Нет. Потому что тебе потребовалось предъявить паспорт, когда ты покупал телефон.
Меня позабавила серьезность Маркоса. Он легко погрузился в роль провожатого, обладающего эзотерическим, но жизненно важным знанием.
– Номер зарегистрирован на его имя, не так ли? Никаких проблем, как у вас говорят.
– Наверное, ты путаешь меня с каким-то австралийцем.
– Я знаю многих австралийцев, - отозвался Маркос. Он отцепил свой телефон и пользовался его веб-функциями, сурово хмурясь тому, что вновь и вновь появлялось на экране.
– У тебя что, есть доступ к файлам полиции?
– Все номера телефонов - достояние общественности. Зачем их скрывать? Вот.
– Маркос вручил мне телефон, когда зазвенел аппарат на другом конце линии.
Наццаро ответил и велел мне убираться к черту, как только понял, кто я такой.
– Нам следует поговорить о том, что интересует нас обоих, - произнес я, но меня уже никто не слушал.
Маркос забрал мобильник, и после нескольких гудков и чириканий на экране раскрылась карта улиц с красной точкой посередине.
– Легче легкого, как видишь, - заметил Маркос.
– Информация полезна, только если умеешь ею пользоваться, а это то, чем сильна наша система. Так принято на Кубе.
– И у Барри Дина есть телефон?
– Я, конечно, посмотрел. Если есть, то это призрак. Незарегистрированный. Возможно, он получил такой у своего посредника. Ты бы хотел увидеть сеньора Наццаро?
– Безусловно. Я хочу сделать ему предложение, и, возможно, он знает, где Барри Дин. Но не слишком ли все просто?
– Он недалеко отсюда. Минуты две-три.
Оказалось пятнадцать. Потому что мы застряли в одном из сантерианских шествий, которые затеваются дважды в сутки ради туристов: женщины в белых блузах, в белых или красных юбках со множеством сборок, обшитых цветными лентами, извивались в притворном экстазе под бой многочисленных барабанов. Барабанщиками предводительствовал некто в цилиндре и фраке, с маской-черепом на лице. Происходило все это в старой части Гаваны, где здания в испанском стиле с балконами кованого железа, арочными окнами, деревянными ставнями, черепичными крышами и оштукатуренными стенами, выкрашенными свежими пастельными красками, выглядели слишком реальными, чтобы быть реальными, - словно безупречная репродукция самих себя.