Павел I
Шрифт:
«В последний день своей жизни император был весел и здоров.
Около полудня11 марта я сам еще встретил его <…> на парадной лестнице Михайловского замка у статуи Клеопатры. Он несколько минут ласково разговаривал со мною» ( Коцебу. С. 328).
«В 8 часов вечера<…> я отправился в Михайловский замок, чтобы сдать мой рапорт великому князю Константину как шефу полка. Выходя из саней у большого подъезда, я встретил камер-лакея собственных его величества апартаментов, который спросил меня, куда я иду. Я отвечал, что иду к великому князю Константину.
–
– Не могу не пойти, – сказал я, – потому что я дежурный полковник <…>. – Лакей побежал по лестнице на одну сторону замка, я поднялся на другую. Когда я вошел в переднюю Константина Павловича, Рутковский, его доверенный камердинер, спросил меня с удивленным видом:
– Зачем вы пришли сюда?
Я ответил, бросая шубу на диван:
– Вы, кажется, все здесь с ума сошли! Я дежурный полковник!
Тогда он отпер дверь и сказал:
– Хорошо, войдите!
Я застал Константина в трех-четырех шагах от двери <…>, он имел вид очень взволнованный. Я тотчас отрапортовал ему о состоянии полка. Между тем великий князь Александр вышел из двери <…>, прокрадываясь, как испуганный заяц. В эту минуту открылась задняя дверь <…> и вошел император собственной персоной, в сапогах и шпорах, с шляпой в одной руке и тростью в другой, и направился к нашей группе церемониальным шагом, словно на параде. Александр поспешно убежал в собственный апартамент; Константин стоял пораженный, с руками, бьющимися по карманам, словно безоружный человек, очутившийся перед медведем. Я же, повернувшись по уставу на каблуках, отрапортовал императору о состоянии полка. Император сказал:
– А, ты дежурный! – очень учтиво кивнул мне головой, повернулся и пошел к двери <…>.
Когда он вышел, Александр немного приоткрыл свою дверь и заглянул в комнату. Константин стоял неподвижно. Когда вторая дверь в ближайшей комнате громко стукнула, как будто ее с силою захлопнули, доказывая, что император действительно ушел, Александр, крадучись, снова подошел к нам. Константин сказал <…>, указывая на меня:
– Я говорил вам, что он не испугается!
Александр спросил:
– Как? Вы не боитесь императора?
– Нет, ваше высочество, чего же мне бояться? Я дежурный, да еще вне очереди; я исполняю мою обязанность. <…>
– Так вы ничего не знаете? – возразил Александр.
– Ничего, ваше высочество. <…>
– Мы оба под арестом <…>. Нас обоих водил в церковь Обольянинов присягать в верности! <…>
В передней, пока камердинер Рутковский подавал мне шубу, Константин Павлович крикнул:
– Рутковский, стакан воды!
Рутковский налил, а я заметил ему, что на поверхности плавает перышко. Рутковский вынул его пальцем и, бросив на пол, сказал:
– Сегодня оно плавает, но завтра потонет» ( Саблуков. С. 75–78;Саблуков не состоял в заговоре).
Ужин.«Я слышал от генерала Кутузова, бывшего тогда в Петербурге <…>: – Мы ужинали вместе с императором; нас было 20 человек за столом; он был очень весел и много шутил с моей старшей дочерью, которая в качестве фрейлины присутствовала за ужином и сидела против императора. После ужина он говорил со мною, и пока я отвечал ему несколько слов, он взглянул на себя в зеркало, имевшее недостаток и делавшее лица кривыми. Он посмеялся над этим и сказал мне: – Посмотрите, какое смешное зеркало; я вижу себя в нем с шеей на сторону. – Это было за полтора часа до его кончины (Кутузов не был посвящен в заговор)» ( Ланжерон. С. 151).
«В шестнадцать минут одиннадцатогочасовой
Император подошел ко мне <…>:
– Вы все якобинцы.
Несколько озадаченный этими словами, я ответил:
– Так точно, государь.
Он возразил:
– Не вы лично, а ваш полк.
На это я возразил:
– Государь, вы можете обвинять в якобинстве меня, но не весь же полк.
Он ответил <…>:
– А я лучше знаю <…>, – и прибавил, что он велел выслать полк из города и расквартировать его по деревням» ( Саблуков. С. 78–79).
«11 часов вечера<…>. Император <…> в покоях княгини Гагариной, его метрессы, где он всегда заканчивал вечера после ужина с императрицею. Княгиня Гагарина жила в Михайловском замке, занимая помещение под личными апартаментами государя. Спустя час Павел ушел к себе, чтобы лечь спать» ( Ливен. С. 183).
Полночь.Государь спит.
«Немного позже полуночи я сел в сани с князем Зубовым, чтобы ехать к графу Палену. У дверей стоял полицейский офицер, который объявил нам, что граф у генерала Талызина и там ждет нас. Мы застали комнату полной офицеров; они ужинали у генерала, причем большинство находилось в подпитии, – все были посвящены в тайну. Го – ворили о мерах, которые следует принять» ( Беннигсен. С. 117). – «Было выпито много вина, и многие выпили более, чем следует <…>. Го – ворят, что за этим ужином лейб-гвардии Измайловского полка полковник Бибиков <…> будто бы высказал во всеуслышание мнение, что нет смысла стараться избавиться от одного Павла; что России не легче будет с остальными членами его семьи и что лучше всего было бы отделаться от них всех сразу» ( Саблуков. С. 86). «Условились, что генерал Талызин соберет свой гвардейский батальон во дворе одного дома, неподалеку от Летнего сада; а генерал Депрерадович – свой, также гвардейский батальон, на Невском проспекте, вблизи Гостиного двора. Во главе этой колонны будут находиться военный губернатор <Пален> и генерал Уваров <два часа назад он был дежурным и сопровождал Павла с ужина>, а во главе первой – князь Зубов, его два брата, Николай и Валериан, и я <…>. Граф Пален с своей колонной должен был занять главную лестницу замка, тогда как мы с остальными должны были пройти по потайным лестницам, чтобы арестовать императора в его спальне.
Проводником нашей колонны был полковой адъютант императора, Аргамаков, знавший все потайные ходы и комнаты, по которым мы должны были пройти, так как ему ежедневно по несколько раз случалось ходить по ним, принося рапорты и принимая приказания своего повелителя. Этот офицер повел нас сперва в Летний сад, потом по мостику и в дверь, сообщавшуюся с этим садом, далее по лесенке, которая привела нас в маленькую кухоньку, смежную с прихожей перед спальней Павла. Там мы застали камер-гусара, который спал крепчайшим сном, сидя и прислонившись головой к печке. Из всей толпы офицеров, сначала окружавших нас, оставалось теперь всего человека четыре; да и те, вместо того, чтобы вести себя тихо, напали на лакея; один из офицеров ударил его тростью по голове, и тот поднял крик. Пораженные, все остановились, предвидя момент, когда общая тревога разнесется по всем комнатам» ( Беннигсен. С. 117–119).