Павел I
Шрифт:
28 декабря. Середа. <…> Хотя и была у меня с Его Высочеством экспликация, как я выше упомянул, однако после оных интрижек и наушничеств все еще не примечаю я к себе со стороны Его Высочества той доверенности, той горячности и тех отличностей, кои прежде были. <…>
<…> И о сих Записках уверяли Его Высочество, что оне со временем будут только служить к его стыду и посрамлению, для того-де, «что лета ваши детские, так каким там быть еще записанным делам великим, да прошлого же году вы часто плакивали, так уж верно и это внесено туда». <…> – Невежество и зависть, против всех добрых дел искони воюющие, вооружились на меня посредине моего течения. <…>
1766
13 января. Пятница. Его Высочеству на мысль пришло собрание сделать и экзаменоваться с Куракиным. Сие вот как происходило…
(Порошин. Ст. 539–540, 542, 544, 547, 563, 565, 570)
На сем прекращаются Семена Порошина записки. Слишком много в них оказалось
Он просил заступничества у Григория Орлова, получил чин полковника и Старооскольской полк под свою команду. В 1769-м полк был отправлен на турецкую войну, но Порошин не успел отличиться: в крепости Св. Елисаветы он внезапно занемог и умер на двадцать девятом году жизни.
Записки Порошина – редкостный документ. Спасибо его превосходительству Никите Ивановичу Панину, что, отняв их у автора, он не использовал для редактуры печку, и мы теперь можем судить о натуре грозного русского царя не только по его собственным манифестам и указам или по анекдотам и слухам его испуганных подданных.
Натура Павла изучена с близкого расстояния умным и внимательным человеком. Павлу одиннадцать лет – желания его нрава и наклонности ума запечатлены резкими, отчетливыми штрихами. Жизнь его детально расписана по привычкам. В детских играх узнаются страсти взрослого императора.
Конечно, не всякой игре следует придавать значение – бывают и случайные совпадения. Например, имажинирует его высочество себя то ефрейт-капралом, то поручиком и изволит в играх своих военными баталиями воображение увеселять. Сие совсем еще не предвещает будущих вахт-парадных страстей императора, ибо припрыжки по комнатам, имитирующие кавалерийскую атаку, или урчание голосом, подражающее артиллерийской канонаде (см. 5 сент. 1765), не имеют ничего общего со строевой выправкой, введенной с 7-го ноября 1796 года в ранг высшей государственной необходимости, и не означает ничего иного, кроме нормального отроческого удовольствия играть в войну – все десятилетние мальчики играют в войну, и скорее недобрые предчувствия могло бы вызвать отсутствие в детстве Павла этой игры. – Или другое совпадение: читает Порошин своему ученику историю Мальтийского Ордена, и ученик тотчас начинает представлять себя мальтийским рыцарем (см. 28 февр. и 4 марта 1765), – конечно, это немедленно напоминает нам будущий протекторат императора Павла над Мальтой и принятие им титла великого мальтийского магистра. Но, кажется, напоминает совсем напрасно, ибо нельзя считать двухдневную игру в героев только что прочитанной книги признаком укорененного душой влечения – поиграл да перестал играть, и больше, судя по записям Порошина, о том не вспоминал.
Однако, кажется, есть и неслучайные совпадения. Посему, зная, чем все кончится, мы все-таки не можем воздержаться от некоторых наблюдений по поводу журнала Порошина и, сличая порошинские записи с позднейшими сведениями мемуаристов, анекдотистов и летописцев, получаем следующий реестр отличительных признаков натуры царевича:
§ 1. Государево самосознание: Павел – наследник, будущий владетель «эдакой землищи», чьи концы едва умещаются на географической карте (см. 1 нояб. 1764). Его именуют государь. Он мыслит о подражании прадеду – Петру Первому (см. 8 дек. 1764). Повелением матери он является генерал-адмиралом и ему как бы подчиняется весь наш флот – по воскресеньям он выслушивает рапорты морских начальников (см. 31 июля 1765). Мать обещает, что лишь только он подрастет, «она изволит тогда по утрам призывать его к себе, для слушания дел» (см. 10 сент.1765). Разговоры взрослых за обедом или ужином неизбежно касаются придворной и общей жизни, и Павел привыкает соотносить эту жизнь с понятиями о правилах добродетели, которым его ежедневно учат. Вот, например, Никита Иванович Панин вспоминает, как за одинаковые подвиги по-разному обошлись с фельдмаршалом Лессием и адмиралом Головиным. «Как же, – восклицает его высочество, – за одно дело одново похвалить, а другова наказать?» (см. 6 окт. 1764). А вот заходит речь о злоупотреблении служебным положением, и великий князь спрашивает с искренним интересом: «Что ж, так разве честных людей у нас совсем нет?» (см. 9 дек. 1764). Или, например, говорят взрослые про некоторого пророка, извещавшего народ о близком потопе и за то посаженного на днях под караул – и его высочество одобряет разумное распоряжение: «Хотя эдакой сумасброд и враки рассевает, однако все простой народ в беспокойство и смятение приведен тем быть может» (см. 1 дек. 1764).
§ 2. Привычка находиться в центре внимания и принимать знаки высокопочитания от всех и каждого:
– от первенствующих лиц государства (сам Никита Иванович прислуживает десятилетнему отроку, стоя за его стулом и раскладывая ему кушанья – см. 22 сент. 1764);
– от дружественных России европейских держав (иностранные посланники выстраиваются в очередь, чтобы принести его высочеству поздравления с днем рождения – см. 20 сент. 1764);
– от простого народа, с радостью и удовольствием наблюдающего за тем, как его высочество пьет квас (см. 17 нояб. 1765).
Эта привычка медленно совершает свое подлое дело – скоро она станет потребностью и в конце
§ 3. Обидчивость, самолюбивость, привычка первенствовать, желание подчинять. Кажется, друг детских игр князь Александр Куракин (тогда тоже еще десятилетний отрок [110] ) для того и нужен Павлу, чтобы репетировать над ним власть непредсказуемую и пугающую (см. случай с огненным фонтаном: 27 нояб. 1765). Кажется, Павел испытывает явное удовольствие от того, что имеет право заставить не только ровесника, но и взрослого человека делать что-то для этого человека неприятное (см. случай с порезанным пальцем Порошина: 15 нояб. 1764).
110
Куракин Александр Борисович (1752–1818) – племянник Н. И. Панина; по восшествии Павла на престол будет назначен вице-канцлером.
«Его высочество имеет за собою недостаточек, всем таким людям свойственный, кои более привыкли видеть хотения свои исполненными, нежели к отказам и к терпению. Все хочется, чтоб делалось по-нашему» (см. 3 янв. 1765). – Вообще, конечно, это свойство всякого человека, независимо от возраста и положения, – просто оно особенно бросается в глаза, если человек занимает публичное место, когда силою вещей жизнь его протекает как бы на сцене, и волей или неволей он становится властителем взоров и дум. Под аплодисменты публики с каждым новым выходом проникается он чувством своего превосходства. Когда такой человек появляется на спектакле, в театре нечувствительно возникает вторая сцена – его ложа, из которой он хлопками ладош во время пауз между ариями показывает публике и подтверждает себе свое первенствующее значение. Если зал забывает о его присутствии и начинает аплодировать актерам, он очень обижается: его не заметили, про него забыли, его игнорируют. – Мы знаем два точно таких эпизода из жизни Павла: один от 1764-го года, когда десятилетний цесаревич по возвращении из спектакля угрожает неблаговоспитанной публике: «Вперед я выпрошу, чтоб тех можно было высылать вон, кои начнут при мне хлопать, когда я не хлопаю» (см. 7 окт. 1764); другой – от 1800 года, когда сорокашестилетний царь исполняет свою угрозу высочайшим повелением: «Его Императорское Величество с крайним негодованием усмотреть изволил во время последнего в Гатчине бывшего театрального представления, что некоторые из бывших зрителей начинали плескать руками, когда Его Величеству одобрения своего объявить было неугодно, и, напротив того, воздерживались от плескания, когда Его Величество своим примером показывал желание одобрить игру актеров <…>, почему принужденным нашелся всему двору своему и гарнизону города Гатчины отказать вход в театр <…>» ( Приказ от 25 сент. 1800). Вообще следует заметить, что гипертрофированное самолюбие – это уже признак невроза, а неврозы, увы, не поддаются лечению, ибо коренятся слишком глубоко в душе, и истребить их можно только вместе с душой.
§ 4. Живая душа – всегда чувствительная, зыблющаяся, нервная. Она – источник головной боли (см. 11 дек. 1764) и тяжелых, беспокойных снов (см. 5 окт. 1765: «Его Высочество ночью бредит <…> и так говорит явственно, как бы наяву»). На время сна человек сходит с ума – дневные впечатления смешиваются, перепутываются, наслаиваются друг на друга, дневные названия предметов и имена людей забываются; утром просыпается он с послеболезненным чувством только что пережитого кошмара и начинает думать над его смыслом. Вползая в дневную жизнь, сны отемняют ее своими бредами и погружают нас во мрак страхов и электризующей мистики. «Рассматривал Его Высочество в окно, какой сего дня ветер и куды тучи идут. Сие наблюдение почти всякое утро регулярно он делать изволит. Когда большие и темные тучи, тогда часто осведомляемся мы, скоро ли пройдут и нет ли опасности. Всегда Страшной Суд на мысль приходит» (см. 5 окт. 1765); «<…> был жестокой гром и пресильной дождь. Его Высочество робел несколько и спрашивал меня, думаю ли я, чтоб севодни Страшной Суд мог случиться?» (см. 13 июня 1765). Не может рациональное воспитание изгладить из души ее врожденных предчувствий, и даже если впоследствии Павел никогда не признавался ни себе, ни вслух, что живет в ожидании внезапного конца света и в страхе смерти, это ожидание и этот страх неосязаемо преследовали его душу, показываясь то в виде детских слез о неизмеримости времени (см. 1 янв. 1765), то во встречах с призраками (см. далее: 10 июля 1782), то в многочасовых коленопреклоненных молитвах, то в масонском memento mori,то в воспоминаниях об Архангеле Михаиле, то в строительстве замка в честь грозного Архангела.
§ 5. Может быть, именно эта врожденная нервность души, эти тайные страхи и ожидания сделали такой энергичный темперамент – «весь день на ногах» (см. 11 авг. 1765), торопится лечь пораньше, чтобы раньше встать (см. 10 окт. 1764; 11 окт. 1764; 23 окт. 1764; 7 дек. 1764), торопится во время обеда – глотает кусками, не прожевывая (см. 5 авг. 1765), торопится жить и чувствовать (см. роман P: W) – может быть, все это оттого, что душа тайно боится смертного состояния тела, и когда, например, его высочество спешит лечь спать – он бессознательно хочет проскочить побыстрее страшную ночь, чтобы, воскреснув от сновидений, скорее снова почувствовать себя живым.