Павлик Морозов [1976]
Шрифт:
Павел лежал, разбросав руки.
В отдалении, зарывшись лицом в валежник, лежал маленький Федя.
Запрокинув голову, Мотя бросилась прочь. Из горла вырвался длинный стонущий крик:
— А-а-а…
Все остальное было как в дыму. Она не видела, как вынесли из леса тела убитых, как вели в сельсовет упирающегося Данилу, не слышала, как Данила, заикаясь, бормотал что-то о Кулуканове, о деде Сереге…
…Всю ночь учительница не отходила от Татьяны, прикладывала к ее голове мокрое полотенце. Изредка учительница
— Как Татьяна Семеновна? — чуть слышно спрашивал Потупчик.
— Бредит… — говорила учительница, держась за дверь, чтобы не упасть.
Ксения поднимала голову, шептала:
— Зоечка, вы бы поспали… Ведь третьи сутки на ногах… Я же здесь. Я посмотрю за Таней.
— Нет, нет, Ксения Петровна, какой там сон… — слабо качала головой учительница и снова уходила в избу.
Ксения вдруг закрыла лицо руками:
— Ой, да что же это такое делается? Ой, Таня, моя подруженька бедная! Да как она переживет свое горе горькое!
Потупчик поднялся во весь рост, шагнул к ней.
— Ксения! Нельзя! Да нам с тобой такую надо силу иметь теперь… Такую силу!
— Да, да… Не буду, Василий… — Она отняла от лица руки, выпрямилась. — Не знаю я только, какую казнь придумать убийцам подлым, врагам рода человеческого!
Они вдруг насторожились, услышав шум подъезжающей повозки.
Во двор быстро вошел Дымов и следом за ним — моложавый человек с красными петлицами на гимнастерке, милиционер, старенький врач. Дымов обвел взглядом двор, спросил не здороваясь:
— Где Татьяна Семеновна?
— Там… — Потупчик кивнул на избу.
— Прошу вас, доктор… Ксения Петровна, отведите, пожалуйста. — Он замолчал, провожая глазами торопливо поднимавшихся на крыльцо Ксению и врача. А когда заговорил снова, в его тихом голосе зазвучал укор: — Почему так поздно нарочного прислали в район, Василий Иванович?
— Кто же мог думать, Николай Николаевич, что такое злодейство произойдет? — Потупчик страдальчески стиснул руки. — Ведь дети…
— Убийцы задержаны? — спросил человек с красными петлицами.
— Данилка и Серега здесь, в сарае. Муж Ксении, Федор Иванов, сторожит… Ребята, конечно, первым делом на Данилку показали. Угрожал он раньше Павлу… Пошли сегодня с обыском, вещественное доказательство обнаружили. Нож, рубашка в крови… Данилка затрясся, ну и указал на деда и Кулуканова…
— А Кулуканов? — спросил человек с петлицами.
Потупчик развел руками.
— Простить себе не могу, товарищ начальник… Проворонили! Как узнал, что на него Данилка указал, так и скрылся…
Дымов молча ходил по двору. Его душил ком в горле, он расстегнул ворот кителя, сжал шею рукой. Худощавый мальчик с темной родинкой над правой бровью,
…На рассвете прибежал Петр Саков. В слабом свете загорающегося дня было видно, как он бледен.
— Скорей, скорей!.. — кричал он срывающимся голосом.
— Что, мальчик? — спросил человек с петлицами.
— Кулуканов!
— Где?
— Разыскали мы…
— Где?
— В амбаре он прятался. А как вы приехали, так он задами по огородам побежал.
Человек с петлицами и милиционер молча бросились на улицу следом за Петром. Через полчаса они привели Кулуканова. Все пошли в сарай. Увидев Дымова, Данила затрясся, шарахнулся в сторону.
— Не я это… не я… Они научили!
Одергивая дрожащими руками поддевку и презрительно глядя на Данилу и деда, Кулуканов зло сказал:
— Не так сработали… Нужно было в болото, под колоду… Тогда б и ворону костей не сыскать.
Взметнув в ярости кулаки, Иванов бросился на Кулуканова:
— У, гадина!..
Потупчик остановил его:
— Не надо, Федор… Не марай руки…
…Шел снег, заметая лес и деревню.
Ветер стучал калиткой, шипел в трубе. Татьяна ничего не слышала. Металась в горячей постели, шептала в бреду:
— Дети… Паша… Федя…
У постели по очереди дежурили соседки, ухаживали за Романом. В избе было тепло, пахло лекарствами.
Татьяна открыла глаза. Кто-то заботливо склонился над ней, поправил одеяло. Она спросила чуть слышно:
— Какой месяц?
Ей ответили:
— Декабрь.
Она приподняла голову.
— А что… сделали тем?
— Расстреляли…
Татьяна встала, придерживаясь рукой о стену, прошла по избе. Роман спал посапывая.
Она подошла к окну, за которым в сумерках голубел снег. Наискось от окна — высокий дом с резными воротами. Там жил Кулуканов. Татьяна всматривалась недвижными глазами в красную вывеску над воротами, разбирала по слогам:
— Правление колхоза… имени Павлика Морозова.
Глаза заволокло темнотой; не вскрикнув, она тяжело упала на пол. Бесчувственную, ее перенесли в постель.
Скоро Татьяне стало лучше. Однажды в яркий морозный день к ней пришли школьники. Они вошли в избу, окруженные холодом и паром, тихие и торжественные. С ними была и Зоя Александровна.
Яков и Мотя приблизились к Татьяне. Переступив с ноги на ногу, Яков проговорил тихонько:
— Тетя Таня… мы… мы, это самое…
Больше он ничего не сказал.
Потом заговорила Зоя Александровна. Торопясь и сбиваясь, учительница рассказывала о том, что дорогое всем советским детям имя пионера Павлика Морозова известно всей стране, что она, Татьяна, не осталась забыта в своем горе, что правительство назначило ей пожизненную персональную пенсию и что ей предлагают поселиться в солнечном Крыму, у Черного моря, чтобы поправить свое здоровье.