Пчела в цвете граната
Шрифт:
– Пошли, – вдруг сказал отец и, не дожидаясь дочери, заторопился к кассе и там суетно запыхтел в скважину окошка.
– До Набережных Челнов… билеты есть?
Кассирша внимательно уставилась на отца:
– Ракета уже отходит.
– Мы успеем. Один взрослый.
В сердце Аси плеснуло горячей волной. Почему один? Кто едет, а кто не едет?
Отец расплатился, схватил билет. Быстро спускались по лестнице, потом по трапу. Отец практически впихнул её в ракету. Матрос уже разматывал буксировочный канат, а вода бурлила по бортам, заставляя машину дрожать и покачиваться на волнах. Отец шёл следом, тянул руку с десяткой.
– Всем передавай привет. Скажи, мы с матерью следующим летом приедем в гости.
Отец ещё что-то говорил, но тут в полную силу взревел двигатель и заглушил слова отца резким звуком и сизым дымом.
Ася спустилась в салон, долго разбиралась с местом. Оказалось, что её место в носовой части заняла женщина с ребёнком. Грустная мама, грустный ребёнок с грустными мышиными косичками на голове, с грустным мишкой в руках. У мишки проплешины на лапах, перевёрнутое левое ухо, пришитое суровыми нитками, вязаная безрукавка с двумя разными пуговицами и такими же пуговичными глазами.
Пришлось с огорчением уступить. Панорамные виды, открывающиеся с её места, были подарком судьбы и искренне вызывали зависть. И вновь мытарства по салону с билетом от женщины с ребёнком. Вышла на открытую палубу кормовой части. Здесь хлестал ветер, поминутно обдавало пеной с острым запахом дизеля и едкого дыма. Матрос, добрая душа, вызвался помочь Асе. Пока провожал её до места, непонятно почему похвалил её за предусмотрительный плащ, заодно провёл небольшой экскурс по теплоходу. Сыпал цифрами, техническими терминами: дизель, автономность плавания, мощность, скорость хода. Так и дошли до другого края теплохода, пока матрос вдруг не сообразил, что заболтался и надо возвращаться на корму.
Место оказалось аккурат под прилавком буфета. В начале дороги, при торможении на Асю сыпались пирожки с яблоками и капустой. Постепенно все пирожки распродались, и теперь на голову падали кексы и коржики. Сонная Ася ловила выпечку, возвращала буфетчице, та мило улыбалась и под конец угостила коржиком, который, минуя Асины колени, сразу упал на пол и скатился под пассажирское кресло. Ася с благодарностью приняла, на глазах других пассажиров демонстративно отряхнула – «смотрите, все элементы гигиены соблюдены» – и съела. А что? Десятку сохранила в целости, а на чай хватило мелочи со сдачи в аптеке.
Вдали, в бело-голубом просторе яркого дня теснились деревянные дома. Курчавые леса и кустарники сбегали с пологих берегов и нависали над водой. Высоко на горе серели полуразрушенные церкви, возвышались водонапорные башни из красного кирпича. У отвесных берегов купались ребятишки, на отмели неподвижно стояли коровы, а вода неслась дальше и тащила за собой случайные листья, ветки и бледно-серую речную пену.
Рядом с Асей от качки томилась женщина. Несчастная, измученная рвотой, она грезила глотком свежего воздуха и бесконечно жаловалась на тесноту и духоту салона. «Неужели вы не чувствуете, как здесь воняет нефтью!» – восклицала она, с презрением наблюдая, как Ася с аппетитом поглощает коржик с чаем. Честно говоря, Ася о нефти что-то слышала, но конкретно не понимала, действительно ли их окружает этот запах. Хотя, наверное, должна была – ведь изучала же химию.
Плыть на теплоходе оказалось куда приятнее, чем ехать в общем вагоне поезда. Необозримая, захватывающая ширь за окном – Кама открывалась своей красотой и величием.
В Челны прибыли на закате. Ася увидела двухэтажное зелёное здание речного вокзала на дебаркадере, с палубными балконами по всему периметру, стойки перекрытий, перила с сетчатыми рамами, коричневую крышу из рифлёного железа… По берегу шла широкая улица, пыльная и унылая. Пока Ася сходила с трапа, заря потускнела, высветив неровные полоски суши, как у линялых половиков.
Асе было душно, жарко, пыльно, ещё смутно на душе. Сорвалась в Челны, а у самой даже нет адреса ни одного родственника. Она с родителями уже была в Челнах, но это было зимой, три года назад. Вот куда теперь? Надо найти почту, позвонить родителям.
Прибывшие, гружённые чемоданами, баулами, авоськами, струйкой утекали по улице к каменным домам. Облокотившись на бампер оранжевой легковушки, стоял парень с сигаретой в зубах. Пытался увидеть в пассажирах выгодных клиентов. Взгляд, скользнув по Асе, не задержался, устремился вбок, остановился на сорокалетней паре с тремя чемоданами. Короткий разговор с тратой ласковых убеждающих слов, быстрое согласие – и вот он уже пытается впихнуть чужие чемоданы в свой багажник. Машина приседает на задние колёса и нервно дёргается с места.
Кто-то с воплем ринулся к Асе, обхватил, рванул к себе. Ася упёрлась в мягкую женскую грудь, попыталась отпрянуть, вырваться. Горло дрожало и выдавало:
– Что… вы? Кто вы?
– Ах ты мракобесинка! Не узнала? – женщина ткнулась губами в её щеку, шею, шумно протяжно вздохнула. – Я тебя всю помадой запачкала.
Пока пыталась стереть, расцарапала щеку ногтями с заусенцами. Ася отнекивалась, собирала в кучу поток суетных мыслей, проносящихся в голове, а тётка продолжала обнимать странно-толкающими объятиями и бесконечно тараторить, сбивая слова в жёсткий комок.
– Отец телеграмму отбил, просил встретить. Еле успела. – Увидев побледневшее лицо племянницы, тётка встряхнула её за плечи. – Ну чего ты? Как будто увидела мумию Клеопатры.
«Мумия Клеопатры» – это излюбленная шутка младшей сестры матери тёти Маи из Узбекистана.
– Тётя Мая? – неуверенно уточнила Ася.
– Ну конечно! – всплеснула руками тётка. – Не узнала?
Магдания – для взрослых, для малышни – тётя Мая. Больше похожая на узбечку, со своим национальным макияжем, сомкнутыми на переносице чёрными бровями, яркой помадой, высокой горой пышных волос на голове, золотыми зубами и перстнями.
– Есть, наверное, хочешь? – ласково улыбнулась она золотой улыбкой. – Я там в столовой котлет купила. Если Иринка не съела, вот тебе будут. У нас знаешь какая классная столовка в соседнем доме открылась, если берёшь навынос – на двадцать процентов дешевле…
Совсем, совсем давно Асе помнилось, как она барахталась в течении быстрого арыка под тенью огромного дерева. Вода была прохладной, тёмной, и по ней плыли яблоки, помидоры, груши. Поплавками кружили косточки от вишни, шелуха от семечек, застревали в огромных листьях береговой травы. Следом бежала молодая женщина с ведром, тянулась, поскальзывалась на илистых откосах арыка, хваталась за ветки, пыталась словить хоть что-нибудь.