Пчела в цвете граната
Шрифт:
– Майская наверняка, это она весь свой узбекский табор сюда тянет…
Ася привстала, тихонько потянулась за полотенцем…
– Разбросалась тут вся, прям как у себя дома… Х-р-р… – стал громко полоскать он горло, мешать мыло в стакане для бритья. – Ладно вот я зашёл, а если б дядя Миша…
Ася перепугалась, когда из-за занавески услужливо появилась волосатая рука с полотенцем.
Забрала, обмоталась.
– Если дядя Миша будет звать смотреть на бивень мамонта – не ходи.
В полотенце Ася осмелела. Со свойственной её возрасту опрометчивой торопливостью и гордостью
– Что я, бивней не видела!
– Чёрт! – выругался мужчина. – Порезался. Когда ж ты успела его увидеть?
Он стоял возле квадратного тусклого зеркала с намыленными щеками и задранным подбородком и лезвием примерялся к трудному месту на шее.
– В третьем классе, – Ася вылезла из ванны, потянулась за мокрой юбкой, которая висела на полотенцесушителе.
– Блин! – вновь выругался мужчина, зажал пальцем порез и внимательно уставился на Асю.
– В краеведческим музее, – уточнила Ася, комкая остатки белья. – Мы ходили всем классом на экскурсию.
Мужчина громко заржал.
– Понятно. Шуганная, значит. Нецелованная поди?
Ася на «шуганную» обиделась и дерзко ответила:
– Рано мне ещё целоваться!
– Это почему? – мужчина уставился в зеркало на её отражение.
– Мама говорит, что от поцелуев дети рождаются.
Мужчина вздрогнул, потом схватился за шею.
– Слушай, уйди, а? А то я из-за тебя себе горло перережу.
– Зачем? – удивилась Ася.
Он матерно выругался, судорожно промокнул полотенцем недобритый подбородок, стал протискиваться между стеной и потрясённой Асей.
– Ты точно не из Узбекистана, – говорил он, судорожно тыча в неё пальцем. – Ты чума из чума. Ты вообще из какой тундры вывалилась?
– У нас не тундра. У нас тайга, – похвасталась она. – Уральские горы. Про Урал слышали?
– Всё, всё! Хватит! – с трудом сдерживая хохот, взмолился мужчина, поднял руки. – Всё, всё, я сдаюсь. Я ж только побриться хотел! Соседи спят. Мне ещё целую ночь работать.
Ася зашла в комнату, привыкая к темноте, тихо постояла.
– Я тебе на раскладушке постелила, – сквозь сон промямлила тётя Мая. Сама она развалилась на расставленных посреди комнаты коробках с бананами, апельсинами и яблоками. – Чё там за шум?
– Мужик какой-то в ванную ворвался.
Тётя Мая испуганно дёрнула головой:
– Предлагал посмотреть бивень мамонта?
– Нет.
– Значит, Федька заходил. Извини, забыла тебя предупредить, чтобы ты дверь не закрывала. Опять завтра будет орать. Ты его не бой… – И тут её слова провалились в храп.
Глава 3
Утром тётя Мая стащила со шкафа коричневый чемодан, в него сразу полетели вещи.
– Я на пару дней сгоняю в Узбекистан, – шептала тётка, стараясь не разбудить дочь, – так что извини, дальше сама. Или подожди, пока вернусь.
Она ходила по комнате, ворошила страницы книг, вытаскивала из них паспорт, сберкнижку, деньги.
– Деньги есть? – тётя Мая следила глазами за племянницей, как она заелозила на стуле, сжала кулачки. – Понятно. Вот тебе десятка.
Это богатство. Ася кинулась несмело отказываться.
– С первой получки отдашь.
Тётя Мая и вправду оказалось приятной особой – с круглым улыбчивым лицом, ласковым голосом и баюкающей речью. После завтрака она проводила Асю к брату Александру, который жил на БСИ (база строительной индустрии). «Поезжай, поезжай… – нежно бормотала она, разбивая яйца в сковороду. – …Он же твой брат… вот пусть позаботится… найдёт приличное место…»
Ася расслабилась, размякла и позволила отправить себя в неведомое, непонятное БСИ.
– Выйдешь на К-700 и там на проходной спросишь Сашку Мурзина. – Тётя Мая написала на бумажке номер автобуса, нарисовала схему и добавила: – Вот тут завод, вот тут проходная, по этой дорожке к общежитию.
Два часа Ася топталась на остановке в ожидании одиннадцатого маршрута, долго ехала через весь город, силясь не забыть название остановки, потом через узкое окошко умоляла водителя помочь сориентироваться. Он небрежно пожимал плечами и отнекивался, что такой остановки на маршруте нет.
– Это не остановка, а завод К-700, и ты его проехала, надь быть, на остановке «Общежитие» выдь, – строгим дикторским голосом подсказывала женщина, постоянно вынимая из линявшего синего халата тряпочку и вытирая слезящиеся глаза. – Обратно, нать, на седьмой выдь, там через овраг, забор. Спроси у водителя «Общежитие», он знать. Можно пешком, минут пятнадцать от поворота.
Но по-настоящему в идиотское положение Ася попала, когда в сером здании общежития из силикатного кирпича нашла комнату брата, в которой тот проживал с женой Валей и двухлетним сыном Герой.
Ася Валю увидела на общей кухне. Валя скорбно трясла Геру на руках, одновременно с кем-то разговаривала и помешивала манную кашу в ковшике. Увидев Асю, крепко сжала губы в полоску отрицания и так мотнула Геру, что ребёнок заплакал.
– Не реви! – приказала Валя ребёнку, а Асе сквозь зубы процедила: – Иди в комнату, по коридору, последняя дверь налево. Кашу доварю – приду.
Ася толкнула последнюю дверь налево и оказалась в кладовке без окна, доверху заваленной вещами, даже под потолком чудесным образом висела детская коляска. Когда у тебя дома отдельная комната, то привыкаешь, что там место только кровати, столу, шкафу. Ася затворила дверь хламаблуды, открыла соседнюю. На синем коврике сняла босоножки, сдёрнула штору с окна – было не так жарко и хотелось света. Налила холодного чая в стакан, плюхнулась на диван, включила телевизор. Впечатление, что ждали дорогих гостей: было убрано, почищено, под салфеткой на столе – тёплые котлеты с шоколадной корочкой.
Валя не торопится. Ася ждёт, смотрит в окно, закрывает шторы, съедает конфету, котлету, ещё котлету, нервничает, тихо ругает Валю. Наконец не выдерживает и засыпает на диване.
«Кажется, уснула!» Вскакивает, в панике оглядывается. Никого. Внутренне обмякает, предчувствуя нехорошее, тянется в коридор.
– Ты чего по чужим комнатам шастаешь? – вопль начинается в другом конце длинного коридора, приближается оранжевым пожаром. – Чего шалабудишь? Валька, твоя крысятничает?
Из кладовки показывается Валя с пустым ковшиком и пустым взглядом.