Пчелиный волк
Шрифт:
Я прикинул на глаз вертикальную размерность Кипчака. Размерность внушительностью не отличалась. Даже при случае быстрого неконтролируемого роста вряд ли такой малыш был в состоянии дотянуться до стремени. Разве что в прыжке. О разрывании трахеи уж и не говорю…
– Послушай, Кипчак, – спросил я. – А вот эти вот ребята… Витольд, Густав, вся эта компания, они вообще кто? Ну, в смысле видовой принадлежности? Ты говорил гоблины?
– Гоблины, – презрительно сказал Кипчак. – Дикие…
– Дикие
– Дикие гоблины, – гном сделал комбинацию из нескольких,
Гном произнес слово, которое я не знал, но, судя по отвращению, нарисовавшемуся на его личике, это было что-то действительно отвратительное.
– А что, есть гоблины не дикие? – спросил я.
– Есть, – Кипчак накинулся на печенье, – а есть дикие гоблины. Которые не служат Пендрагону, ученику Великого Персиваля! Которые живут как псы по лесам! Но ничего, скоро Пендрагон их всех приведет к порядку!
И Кипчак погрозил кулаком куда-то в стратосферу. Затем принялся смотреть в окно, в иллюминатор.
Так мы и летели. И дни были тихи и обычны, и не было им числа, штук пять, наверное, прошло, не меньше. А может, больше.
Летели, а потом – бац! – встретили Коровина. Но я уже даже не удивился.
Глава 8. «Жирный Вторнек»
– Дрессированный гепард! Чудо природы! Почтеннейшая публика, спешу показать вам дрессированного гепарда, единственного во всех четырех пределах!
Объявил Коровин.
Коровина мы встретили совершенно случайно, хотя Кипчак, к примеру, считал, что случайность – это младшая сестра судьбы.
– Случайностей не бывает, сид, – говорил маленький и мудрый Кипчак. – На глиняном горшке судьбы было написано, что я стану великим воином. А я пока великим воином не стал. И когда гоблины собирались уже меня совсем съесть, судьба послала мне сида. Сид явился и спас меня, для того, чтобы я стал великим воином. У меня и имя подходящее. Кипчак – это значит растаптывающий врага в пыль. Это имя дал мне отец во время мартовских…
А что? Неплохое имя. Кипчак. Такое боевое. Растаптывающий врагов в пыль. Кипчак лучше, чем Кокованя. Это имя дал ему отец. А мне не дал…
Ненавижу.
Где этот чертов Персиваль, у меня к нему вопросы по прейскуранту!
Мы летели. Под нами тянулась однообразная болотная равнина, Кипчак лежал на полу и смотрел вниз, часами лежал. Я поднимался по узенькой лестнице наверх, на внешнюю, близкую к звездам поверхность дирижабля, и там наблюдал за небом. Летели мы в этот раз правильно, по прямой. Поскольку оказалось, что Кипчак, как птица, обладает внутренним компасом и может определять дорогу безо всяких инструментов – ни буссоли, ни астролябии, ничего не нужно.
Путешествие наше протекало без приключений. Привязался было снова какой-то полосатый баллон, но долго не продержался, скис. На третий день Кипчак, с утра валявшийся на полу и глядевший вниз, позвал меня к окошку.
– Гляди, сид, – он указал пальцем.
Под нами был остров между болотами. К острову сходилось сразу несколько гатей, одна даже широкая. Поперек суши, похожий на дохлого крокодила, протягивался барак. Из барака торчали милые английские глиняные трубы, трубы дымили.
– Что за тоска? – спросил я.
– Это «Жирный Вторнек», – ответил Кипчак. – Единственная оставшаяся таверна, я про нее только слышал, но никогда не видел. Там делают мороженое! Сид пробовал мороженое?
– Пару раз.
– И какое оно?
– Горло потом болит.
– Приземлимся?
– На орех нам что-нибудь дадут?
– Много, – ответил Кипчак в духе арабских сказок.
– Тогда штурвал от себя. Пополним запасы провизии. Перекусим.
Над «Жирным Вторнеком» пришлось поманеврировать, роза ветров была чудная, и дирижабль довольно долго носился по эфиру, прежде чем нам удалось ступить на землю. Где-то в километре от этой столовки. Я привязал дирижабль к дереву, с помощью лебедки подтянул его пониже, чтобы не маячил.
– Есть теория, – сказал я Кипчаку, – что Вселенная существует в капле воды. Как ты к этому относишься?
Кипчак не ответил. Живот его урчал, глаза пылали вечным голодом. Пахло жареной картошкой.
Мы запаслись своей посудой и приблизились к таверне.
Дверь смущала. Ни вывески, ни вообще какой-то информации. Засаленная дверь, даже ручки нет. Вряд ли у работников «Жирного Вторнека» имелись санитарные книжки, но альтернативы не было. Я пнул дверь, и мы вошли.
Таверна оказалась приличней, чем мне представлялось. Беленые стены. Столы из толстых досок, на полу песок и опилки, даже кадка с фикусом, нижние его листья, правда, обкусаны. Пахло жареным и соленым.
Посетителей немного, публика довольно однообразная, в основном гномы. К моему удивлению, разных расцветок. Больше всего зеленых, как Кипчак. Но попадались синие, желтые и даже фиолетовые.
Кроме гномов, за столами скучала пара квелых гоблинов. И вроде бы все.
Из гуманоидов никого, не сезон, откочевали вслед за килькой.
Хозяина видно не было.
– Тут самообслуживание, – объяснил Кипчак. – Видишь краны? В кранах лимонад, брага, квас, шербет, рыбный соус, клюквенный морс, всего двадцать названий. А вон в том, наверное, мороженое. Наливаешь сам…
– А если не заплатишь?
– Заплатишь, – заверил Кипчак. – Тут хитро все придумано. Приходишь, кушаешь, вон видишь, бочки стоят? В них еда. Капуста с клюквой, анчоусы, морепродукты, огурцы разные, большие и маленькие, грибная икра. А вон блинная машина.
Кипчак сладостно вздохнул и указал пальцем в конец барной стойки.
Агрегат был похож на… не знаю, на чего, я раньше блинных машин не видел. Несколько сковородок, печка, баки для теста, форсунки. Для того чтобы привести машину в движение, надо было кинуть в печку полено, они лежали рядом. Машина начинала пыхтеть, стрелять искрами, вращаться. На выходе получались похожие на короткие прямоугольные полотенца блины. Их можно было поливать медом, рубленой брусникой с сахаром и другими вкусностями.