Пчелиный волк
Шрифт:
Он опустил свое легендарное копыто на лоб Владетеля Пендрагона, пусть и прикрытый шлемом. Владетель крякнул и сел враскоряку.
Публика ахнула.
– Встреча боевых товарищей прошла действительно в дружественной обстановке, – сказал я. – Конь узнал своего старого друга.
– Да… – только и смог произнести Кипчак, пораженный в самое, если оно у него было, сердце.
Пендрагон с трудом, пошатываясь, будто после долгого морского путешествия, поднялся на ноги. Я подивился его живучести. Любой нормальный человек после такого приключения отправился бы пить чай к собственной прапрабабушке, а этот ничего. Выражаясь его собственными словами, не осквернил седла. Молодец.
Красиво.
Вялым движением Пендрагон стянул шлем. На лбу красовался красный след в виде подковы.
Конь испугался столь резко наступившей тишины и медленно ушел в калитку.
Коровин схватился за живот, сложился напополам и сполз на дно клетки. Сначала я подумал, что с эльфом произошел апоплексический удар мистической табакеркой. Но взглянув в его глаза понял, что это не приступ. Эльф погрузился в смеховую истерику. Зрачки расползлись, в их глубине плясали дикие смеховые бесы, Коровин был не в себе.
Пендрагон деревянно поглядел на ведущего.
– Это знак! – неожиданно завопил ведущий. – Это знак! Благородный Иггдрасиль возложил на неудержимого Пендрагона свою… свой… свою длань! Знак!
– Воз-возложи… л…л… – странно сказал Пендрагон. – Знак… Копыто…
Коровин корчился на полу клетки. Изо рта у него текла пена цвета иван-чая.
Глава 11. День Свиньи
– Слушайте внимательно, – сказал я. – От этого зависит многое. Наша жизнь. Ваша задача. После того как я уйду, выждите примерно полчаса. Затем двигайте в сторону подъемного моста…
– Будет погоня, – проныл Коровин. – Пендрагон пустит за нами своих псов, они нас догонят!
– Не догонят, – возразил Кипчак.
– Ты не знаешь кобольдов! Они преследуют жертву до той поры, пока она не упадет от истощения…
– Кобольды не любят воду, – ухмыльнулся Кипчак. – Они как кошки. Стоит перейти реку, и они дальше не пойдут.
– Это если мы успеем до реки добраться! А если не успеем? А если не успеем?
Коровин сидел на полу клетки, прижимая к груди ободранного Доминикуса. Выглядел он плохо. Они оба выглядели плохо. Коровин был поломан. Мне несколько знакомо подобное состояние. Состояние поломанности. В таком состоянии человеку ничего не хочется. Он сидит, смотрит три часа в стену, а потом отправляется в умывальник искать мыло для шнурков.
Доминикус тоже выглядел туго. Шерсть на нем слегка отросла, отчего он стал похож на давно не бритого колхозника. Не хватало картуза, гармошки и папироски. Положительные моменты в этом тоже были – наглости в глазах Доминикуса убавилось, а смирения, напротив, приросло. Вместе же Коровин и Доминикус являли унылую композицию. «Весна в тифозном краю», что-то вроде этого.
Прямо сюжет картины за № 4.
Доминикус появился утром. Злобен, голоден, обличьем мизерабль. Надпись «Дублон» практически заросла. К сожалению. Все мои труды пошли мелким прахом, развеялись.
Честно говоря, я никак не мог объяснить появление Доминикуса, Коровин же трактовал это событие в духе общекошачьей преданности и смышлености. Бывали же случаи, что кошки, случайно отставшие от своих хозяев, проходили сотни, даже тысячи километров, руководствуясь лишь одним внутренним чутьем. Так говорил он.
Я возражал, указывая на то, что, мол, да, случаи, конечно, бывали, но на преодоление тысяч километров у этих героических кошек уходило много времени. Месяцы, а иногда годы. Так что если уж браться объяснять, то лучше объяснять появление Доминикуса вовсе не чудесами скорохождения, а причинами гораздо более простыми. Скорее всего, кто-то из сбивших нас молчальников просто вез его тайным образом в рукавице, ну, или в бездонной бутылке.
Кипчак, выслушав наши доводы, сказал, что, вполне может быть, Доминикус и сам добрался. В мире есть не только прямоходящие или обходные дороги, в мире есть и другие дороги. И некоторые животные, в частности кошки, как раз такие дороги могут чувствовать.
– Если бы я знал такие дороги, – застонал Коровин, – я бы давно бежал в теплые края, к целебным источникам. Открыл бы бальнеологический курорт, лежал бы в теплой газировке…
– Очнись, эльф! – Я ткнул Коровина в плечо. – Соберись, все будет нормально…
– Я устал, – сказал Коровин. – Мне пора уходить. Мне пора возвращаться домой, а я не знаю как. Эти сволочи затопили пустыни…
– Не ной, Коровин, – я верну тебя домой, – пообещал я. – Верь мне, Бемби, скоро лето. И Кипчака верну. Пойдешь со мной в тот мир?
– Не пойду, – ответил Кипчак. – Мне и тут хорошо.
– Посмотри, Коровин! – поучающе сказал я. – Вот пример настоящего патриота.
– Всегда подозревал, что патриоты такие, – огрызнулся Коровин. – Низкорослые и зеленые… Могу по этому поводу рассказать анекдот…
И Коровин рассказал широкоизвестный анекдот про двух червячков. Кипчак засмеялся мелким гномьим смехом.
– Пора уходить, – повторил я. – Слушай теперь свою задачу, Коровин. Твоя задача – следовать за Кипчаком, слушаться его. Понятно?
– Понятно. Всегда готов повиноваться настоящему патриоту…
– Твоя задача, Кипчак. Ждать меня у моста. Остаться незамеченным, просто ждать.
– А можно, я с тобой? – Кипчак аж подпрыгнул, так ему хотелось повоевать.
– А кто присмотрит за Коровиным и Доминикусом?
– Пусть сами за собой присматривают!
– Делай, как я сказал! – Я прибавил строгости в голос. – Ты мне оруженосец или кто?
Кипчак надулся.
– Все это здорово, – просипел Коровин. – Все ваши планы. Только как мы выберемся отсюда?
Коровин злобно пнул решетку и потряс руками – по случаю окончания поэтических сатурналий нас заправили в колодки.
– Решетка крепка, – снова проныл Коровин. – А я не Доминикус, не могу видеть тайные тропы.
– Решетка крепка, – согласился я. – Замок нет. Такой замок можно гвоздиком открыть, если хорошенько смазать…