Пчелиный волк
Шрифт:
– Я приносил присягу Великому Пендрагону! – тупо рявкнул я. – И я не нарушу ее до последней капли!
Я не был уверен, приносят ли тут вообще присягу, а насчет последней капли и вообще приврал.
– Молодец! – Застенкер стукнул меня по плечу. – Это была проверка! В мои обязанности входит проверка воинов на благонадежность. Ты ее прошел! Я сообщу Великому о твоей преданности, он ее оценит!
Застенкер еще раз стукнул меня по плечу, еще раз понюхал и проследовал в штаб-квартиру.
Я подождал некоторое время, затем проник в прихожую и приложился шлемом к двери.
Через стекло мне была отлично видна вся комната. Пендрагон и его собеседник сидели у камина, на огне грелись два больших медных чайника. Деспот ел орехи, а Застенкер сушил носки. Сидели молча. Довольно долго. Потом оба встали, сняли с крюков чайники и налили кипяток в глубокие тазики. Опустили в тазики ноги.
– Хорошо, – поморщился Пендрагон. – Знаешь, Застенкер, это лучшие минуты за день. Когда я опускаю ноги в горячую воду, мне хочется жить.
Застенкер не ответил, но рожа у него тоже была вполне довольная.
– Друг мой Застенкер, – промурлыкал деспот, – всегда хотел тебя спросить: у тебя это настоящая фамилия или прозвище?
Застенкер устало вздохнул.
– Я же у тебя не спрашиваю, Пендрагон, это настоящее имя или нет?
– А я могу сказать – ненастоящее.
– Я так и думал. Слушай, Пень, ты мне не скажешь, почему каждый встречный идиот глумится над моей фамилией?
– Скажу, – не обиделся Пендрагон. – Потому что у тебя фамилия смешная. И очень соответствует твоей природе.
– Это древняя шведская фамилия, – принялся объяснять Застенкер. – И первоначально она звучала как Зеестенкман. Человек, сопротивляющийся озеру. А в России ее переделали на Застенкина. А потом, в начале двадцатого века, мой прапрадед сменил ее уже на Застенкера. Жить в двадцатом веке с фамилией Застенкин – как-то стремно.
– Ну, ну, – довольно зевал Пендрагон. – Рассказывай…
– Не веришь – твое дело, мне плевать.
Они посидели, булькая ногами в тазах. Потом Пендрагон спросил:
– Ну а вообще, что?
– Ничего. Ничего не слышно. Толком.
– А ты хорошо глядел, хорошо искал?
– Хорошо, – ответил Застенкер. – Все оббегал, все обсмотрел. Ну, кроме севера, разумеется… Все пятки стоптал.
И Застенкер продемонстрировал стоптанные пятки. И почему-то еще ладони. Будто он еще и на ладонях пятки стоптал.
– Мне до твоих пяток дела нет. Мне есть дело до информации. Ты что-нибудь слышал?
– Сказки, – ответил Застенкер. – Легенды. Песни. Хочешь, спою?
– Не надо, – замахал руками Пендрагон. – Не время для песен.
– Ну, конечно, не время, – хмыкнул Застенкер. – Это ведь не стихи. Я слышал, ты одержал победу на конкурсе?
Пендрагон скромно потупился.
– Как там… «Беспредел медведей в Тевтобургском лесу»? Оригинально, высоко…
– Народу нравится, – также скромно сказал Пендрагон. – Настоящее искусство, как говорил Персиваль, проникает даже в самые черствые души.
– Голова-то не болит? – продолжал ехидничать Застенкер. – После возложения знака на чело? Все-таки удар копытом…
– На что не пойдешь ради людей, – вздохнул деспот и потрогал забинтованную голову.
– А ты изменился, – хмыкнул Застенкер. – Изменился… С чего начинал, а? Мелкий грабеж, рэкет, громил каких-то навербовал… Мирный, Лева-Глаз. Времена уголовной романтики канули в Лету? Леву ты, я помню, в лучший мир отправил?
– В тот мир. – Пендрагон уточняюще указал пальцем в потолок. – Домой. Что поделаешь, человек не понимал момента. Ему бы все грабить и грабить, а государство на одном грабеже не построишь. Надо и созидать немножко. Экономика, идеология, тут на кастетах далеко не уедешь.
– Государственный муж, – покачал головой Застенкер. – Граф Столыпин. Да уж, времена кастетов прошли…
– Прошли, – согласился деспот. – Надо мыслить масштабно. А вообще, хватит болтать попусту, давай к делу.
И подбавил в тазик кипятка.
– Так, значит, ты говоришь, сказки? – спросил он.
– Угу, – кивнул Застенкер. – Легенда о Персивале – Победителе Дракона, легенда о Персивале и Полосатом Столбе, ну и в том же духе. А вообще, в народе…
– В каком народе? – Пендрагон хлюпнул водой.
– В основном, в гномьем. Гномов стало много…
– Это хорошо, что много. Гномы доверчивы, трудолюбивы. Особенно если с детства воспитывать. Народ надо воспитывать, Застенкер, народ любит уважение. Он любит, чтобы вождь был простой такой, такой же, как они сами. А тебе бы все по морде да по морде!
– По морде надежнее. – Застенкер тоже добавил себе кипяточку. – Так что вот. Кроме сказок и легенд, ничего. А вообще в народе…
Застенкер выдержал паузу.
– В народе муссируются слухи, что Персиваль жив.
Пендрагон занервничал.
– Что будто бы тогда, на болотах, он спасся…
– Фигня! – Пендрагон даже вскочил в своем тазу. – Абсолютная фигня! Не мог он тогда спастись! Тогда никто не спасся, только я и Зимин! Ты же видел этих красных зверей! Один такой быка может убить! А там, на болотах, их тысячи были! Мне до сих пор кошмары снятся!
Пендрагон сел, вытер лоб.
– Не мог он спастись… – сказал Пендрагон уже с сомнением.
– Ты сам видел, как он погиб? – вкрадчиво спросил Застенкер.