Печальный кипарис
Шрифт:
Они ехали уже через предместье. Элинор вновь заговорила:
— Это все вы, вы…
— Нет, это Пуаро. Он просто маг и волшебник.
Элинор упрямо покачала головой.
— Это вы. Вы заставили его сделать это…
Лорд усмехнулся.
— Пожалуй, что и заставил. Девушка спросила:
— Вы знали, что я не делала этого, или?..
Он ответил просто:
— Я так не был уверен до конца.
— Из-за того, что я почти сказала «виновна» тогда, в самом начале Но, видите ли, я ведь думала об этом… Когда я купила паштет и готовила сандвичи, я словно играла сама с собой в какую-то страшную игру и твердила мысленно: «Вот я подмешиваю в сандвичи яд,
Врач понимающе улыбнулся.
— Такое бывает, и это даже неплохо. Вы даете выход своим чувствам в такой игре, и ни до чего серьезного дело не доходит.
Элинор подтвердила:
— Правда. Я внезапно словно стряхнула с себя какое-то наваждение. Когда эта женщина упомянула о розах близ сторожки, я будто очнулась и вновь стала нормальным человеком.
— Видите ли, — объяснил медик, — думать об убийстве совсем не то, что замышлять его. Если вы долго думаете об убийстве, обязательно наступит такой момент, когда все лучшее, человеческое в вас возьмет верх, и вы поймете, что все это, в сущности, просто глупо.
Внезапно на глазах Элинор выступили слезы.
— Знаете, там, в суде, я иногда смотрела на вас, и это придавало мне мужества. Вы выглядели таким… таким обыкновенным. О, простите, я, кажется, уже начинаю грубить…
Он вновь улыбнулся.
— Я понимаю. Когда на тебя обрушивается кошмар, единственная надежда — уцепиться за что-нибудь обыкновенное. Да и вообще я считаю, обыкновенные вещи — самые лучшие.
Впервые за все время, проведенное в машине, Элинор повернула голову и взглянула на своего спутника.
«Какое милое у него лицо, — подумала она, — милое, забавное и надежное, что ли…» Наконец они приехали. На холме перед ними высилось белое здание спокойных, гармоничных очертаний
— Вам будет хорошо здесь, — сказал Питер Лорд.
— Никто вам не будет досаждать.
Неожиданно она положила ладонь на его руку.
— А вы будете навещать меня?
— Разумеется.
— Часто?
— Так часто, как вы захотите.
— Тогда, пожалуйста, приезжайте как можно чаще.
Глава шестая
— Теперь вы видите, друг мой, — наставительно говорил Эркюль Пуаро, — что ложь, которую преподносят вам люди, столь же полезна, как и правда.
— Неужели вам лгал каждый? — удивился Питер Лорд.
Пуаро кивнул.
— О да! А единственный человек, для которого правда была превыше всего, приводил меня в замешательство больше всех других.
— Сама Элинор… — пробормотал врач.
— Она самая. Все указывало на нее как на убийцу, а она, признав себя виновной в стремлении к убийству, если не в самом убийстве, готова была отказаться от унизительной, по ее мнению, борьбы и взять на себя вину за преступление, которого не совершала. Она вынесла себе обвинительный приговор, ибо судила себя строже, чем это сделало бы большинство людей на ее месте.
— Да, она такая, — задумчиво подтвердил Лорд. Пуаро продолжал:
— С первого момента моего расследования существовала явная возможность того, что Элинор Карлайл все-таки виновна. Но я помнил об обещании, данном вам, и со временем обнаружил, что серьезные улики существуют и против другого лица.
— Сестры Хопкинс?
— Сначала нет. Прежде всего мое внимание привлек Родерик Уэлман. И тут мои подозрения были вызваны ложью с его стороны. Он сказал мне, что покинул Англию 9 июля и вернулся 1 августа. Но сестра Хопкинс случайно упомянула о том, что Мэри Джеррард уехала в Лондон 10 июля, спустя день
Ни на секунду я не забывал о том островке времени, когда блюдо с сандвичами оставалось в буфетной, а Элинор Карлайл была в сторожке. Но я понимал, что при этом варианте намеченной жертвой должна быть сама Элинор Карлайл, а не Мэри Джеррард. Был ли у Родерика Уэлмана побудительный мотив для убийства мисс Карлайл? Да, и очень веский. Она завещала ему все свое состояние, и мне удалось выяснить, что Уэлман мог знать об этом факте.
— И почему же вы решили, что ев невиновен?
— Из-за еще одной лжи и при этом лжи мелкой и глупой. Сестра Хопкинс сказала, что оцарапалась о розовый куст и шип остался у нее в руке. Но я отправился туда, увидел куст — на нем не было никаких шипов… Следовательно, сестра Хопкинс солгала и солгала настолько глупо и на первый взгляд бесцельно, что это привлекло к ней мое внимание. Я призадумался насчет сестры Хопкинс, мысленно еще раз проанализировал ее показания и понял нечто, до чего не додумался раньше: сестра Хопкинс что-то знала о Мэри Джеррард и очень хотела, чтобы это «что-то» всплыло наружу.
Лорд был удивлен.
— Я думал, дело обстояло как раз наоборот.
— Это только казалось. Она превосходно играла роль человека, что-то знающего, но желающего это «что-то скрыть. Пораскинув мозгами, я увидел, что каждое произнесенное ею слово преследовало диаметрально противоположную цель. Моя беседа с О’Брайен подтвердила это предположение. Было ясно, что сестра Хопкинс ведет какую-то свою игру. Я сопоставил две лжи: ее и Родерика Уэлмана. Могла ли какая-то из них иметь вполне невинное объяснение.
В случае с Родериком я сразу же ответил на этот вопрос утвердительно. Такому самолюбивому человеку — как он, было бы крайне неприятно сознаться, что у него не хватило силы воли для того, чтобы остаться за границей на какой-то определенный срок и что он раньше назначенного времени вернулся в Англию и вновь начал надоедать отвергнувшей его девушке. Поэтому он предпочел просто умолчать об этом коротком визите на родину, не остановившись даже перед прямой ложью.
Но существует ли столь же невинная причина для лжи у сестры Хопкинс? Чем больше я думал, тем более странным казалось мне все это. К чему было Хопкинс лгать насчет следа на своем запястье? Что в нем такого особенного.
Я начал задавать себе кое-какие вопросы. Кому принадлежал похищенный морфин? Сестре Хопкинс. Кто мог ввести этот морфин старой миссис Уэлман? Сестра Хопкинс. Да, но зачем привлекать внимание к его исчезновению? Если сестра Хопкинс была виновна, ответ на этот вопрос мог быть только один: другое убийство, убийство Мери Джеррард, было уже задумано и подходящий козел отпущения найден, но необходимо было показать, что у этого козла отпущения имелась возможность заполучить морфин.
Добавим к этому анонимное письмо, посланное Элинор. Оно должно было вызвать неприязнь между двумя девушками. Хопкинс, несомненно, рассчитывала, что, получив письмо, Элинор приедет и постарается воспрепятствовать влиянию Мэри на миссис Уэлман. То, что Родерик Уэлман сразу до безумия увлекся Мэри, было сюрпризом, которым Хопкинс не преминула воспользоваться. Ведь теперь можно было приписать козлу отпущения еще один мотив для совершения убийства: ревность.