Печать бога
Шрифт:
– Днём отправил отчёт в столицу конным гонцом и почтовым голубем, - ответил ди Вижен.
– Я написал о твоём решении заняться проверкой группы "бродячих циркачей" в связи с открывшимися обстоятельствами.
– Ты поступил правильно. В данный момент меня больше интересует, какую роль играют "циркачи" в Лавраце.
Командор нахмурился.
– Их поведение безрассудно. Лезть в один из крупнейших городов королевства, обитель ведовства, чинить в нём ограбления...
– ди Вижен покачал головой.
– Это всё равно, что воробью полезть в гнездо орла и дёргать его за хвост.
– Потому они меня и заинтересовали. Полагаю, их главное выступление впереди, - произнёс
– Вероятно, мы имеем дело с некромантией высшего порядка. Пусть Адами займётся магистром ди Сави.
– Он им уже занимается. По-моему, у вас с ним схожие мысли относительно покойного преподобного.
Фигура поднялась из-за стола, вмиг увеличившись в росте. Она стала ещё расплывчатей, её контуры терялись в полумраке, куда она спешно отступала, превращаясь в пятно, распадающееся клочками серого тумана.
– Мне пора. Будь осторожен, Арно, - донеслись её последние слова.
– Удачи тебе, Анатоль, - пожелал в пустоту ди Вижен.
Тюремщик Крес стоял на посту возле двери темничного хранилища, куда его поставил начальник темницы. Дальше по коридору находился второй постовой тюремщик. После инцидента с заключёнными начальник, приведённый в чувство ведром холодной воды, пожелал повысить безопасность во вверенном ему заведении и расставил нескольких ребят в коридоре, чтобы они дубинками и громкими нецензурными выражениями прерывали неформальное общение заключённых, а заодно следили за тем, не появится ли откуда пропавший невесть куда из камеры горбун. Уродец, бесспорно, пользовался чёрной магией, иначе как он мог исчезнуть перед глазами толпы тюремщиков? Нагнал он страху, нагнал. Начальник темницы, очухавшись, сразу послал донесение в резиденцию Ордена Карающих с просьбой срочно прислать в темницу какого-нибудь борца с нечистой силой. Святые каратели не торопились давать ответ; посыльный до сих пор не вернулся.
Пока было тихо, только иногда попискивали мыши, деловито перебегая коридорный тракт. Откровенно говоря, Кресу было скучно, к тому же, не привык он так долго стоять на ногах. От нечего делать он закручивал и раскручивал собственные длинные усы, и спустя полчаса такого вот немудрёного занятия стал в нём профессионалом высочайшего класса.
Наполненное томительным ожиданием смены караула существование тюремщика было прервано весьма странным, загадочным звуком, долетевшим из-за двери темничного склада. Звук был однозначно знакомым сочетанием букв, то есть определённым словом. Словом "убью", произнесённым явно угрожающим тоном.
Мурашки устроили на спине несчастного тюремщика ипподром. В хранилище перенесли труп скончавшегося незнамо от чего ведуна-отступника. Больше там никого не должно быть, а мёртвые, как известно, не кричат. Поговаривали, у покойника случился конфликт с треклятым горбуном, вылившийся в смерть ренегата. Мало ли, какие чары наложил на монаха горбатый чернокнижник? Вдруг мертвец встал и жаждет крови невинных людей? Или горбун на кого-то чрезмерно обижен и хочет расквитаться?
Крес, побелевший от страха, срывающимся голоском окликнул ближайшего тюремщика:
– Эй, Растаг, ты, с-случайно н-ничего не слышал только что?
Растага вопрос застал врасплох. Покрутив бритой башкой, словно пытался увидеть ускользнувший звук, он недоумённо пожал плечами:
– Да вроде тихо. А что такое?
– Да так, ничего. Послышалось, наверно.
Крес на негнущихся ногах подошёл к двери хранилища, обследовал громадный навесной замок. В памяти стояла кошмарная сцена избиения начальника темницы, ужасный лик бешеного горбуна, с которым тюремщик, если подумать, встречаться хотел меньше, чем с восставшим из мёртвых ведуном-отступником. Замок крепко держался на толстых железных петлицах; значит, никто мимо Креса не проходил в хранилище. Звук не повторялся, и тюремщик было решил, что ему и правда послышалось. На всякий случай он потрогал дверной засов и подпёр дверь найденной в коридоре метлой.
Дрожь в коленях не унималась добрых десять минут. Прислонившись к стенке, тюремщик радовался тишине, нарушаемой лишь мышиным писком и окриками коллег, когда его ушей достиг душераздирающий вой, сменившийся криком и грохотом погрома из темничного хранилища.
Очнулся бывший послушник Ордена Мудрости злым.
– Аполли, уродец мелкий, ты здесь?
– гаркнул он.
Тьма молчала целую вечность. Виктор начал успокаиваться, приняв за страшный сон болтовню с горбуном. Внезапно кто-то пропищал:
– Пожалуйста, успокойся, дорогой Виктор, и не делай резких движений. Может, поговорим без лишних эмоций, как серьёзные разумные существа? Ты погорячился, и я очень хорошо понимаю твоё возбуждённое состояние. Я приношу глубочайшие извинения за тот глупый случай на дороге, потом в келье и при встрече со святым охотником. Поверь, я делал это не со злости, а по глупости. Нынче я осознал глубину моих ошибок и признаю себя виновным в твоих злоключениях.
– Признаёшь виновным?! Ты сломал мне жизнь, испортил карьеру, навсегда очернил перед Орденом! Хочешь отделаться извинениями? Не выйдет!
Последнюю фразу бывший послушник буквально провыл. Памятуя о низком потолке, он на ощупь выбрался из какой-то непонятной ниши, куда его засунули тюремщики. Гнев придавал ему сил. Понимая, что в кромешной тьме ориентироваться сложновато, он рыкнул нечто нечленораздельное. Заложенная в рык молитвенная сила возымела успех: в темноте зажглась перламутровая точка, быстро разрастающаяся по мере приближения. Вскоре она превратилась в пылающий шар, оголовье ведунского посоха, выхватывающий из мрака заставленные разнообразными предметами высокие стеллажи. На полке такого вот стеллажа покоилось немногим ранее бренное тело бывшего послушника.
Светящийся свинцовый шар позволил по-новому взглянуть на хранилище. Удивительное, потрясающее алчный разум зрелище открылось Виктору. Нет, здесь не блистали драгоценные камни, не было сундуков, набитых сокровищами, и груд золота. На стеллажах, построенных аккуратными рядами, лежали самые разные вещи, до которых городской власти не было дела. Обычно конфискованные драгоценности, монеты сразу забирала городская казна; за счёт конфиската Лаврац и содержал темницу с ордой тюремщиков. Оставшиеся вещи не торопились пускать в ход, и они мёртвым грузом оседали на складских полках. Предметы получше присваивал себе начальник темницы, они продавались из-под полы местным скупщикам краденого и честным торговцам, обогащая город, лично начальника темницы и помогающих ему проворачивать тёмные делишки тюремщиков. Тем не менее, даже загребущие лапы начальника не могли охватить всего обилия доставляемого в хранилище добра. Случалось такое отнюдь не из-за нерасторопности главного тюремщика Лавраца, а из-за подчас пристального внимания городской стражи к конфискованным вещам, фигурирующим в тех или иных расследованиях. Да-да, в Лавраце проводилась оперативно-разыскная работа, ибо город был провинциальным центром, и действия дознавательной управы, в подчинении коей находилась городская стража, распространялись на территорию всей провинции. Дознавательная управа, руководимая Орденом Карающих, проводила расследования особо тяжких преступлений и давала задания страже.