Печать и колокол (Рассказы старого антиквара)
Шрифт:
— Как — что? Жить и работать.
— Извините, Всеволод Михайлович, но это звучит слишком неопределённо. Может быть, вы всё-таки внесёте некоторую ясность?
— Что ж можно внести и некоторую ясность, — усмехнулся Санаев. — В Харькове вам не придётся жить в подвале, что уже само по себе приятно. А кроме того, вы получите возможность принести кое-какую пользу.
— Кому?
— Советской власти, разумеется.
— Что вы имеете в виду?
— Помощь местным подпольщикам. — И так как я молчал, он спросил: — Что вас смущает? Опасность? Так вы не меньшей опасности подвергаетесь в Киеве, я бы даже сказал, что большей. Как-никак, а в Харькове
— Думается, что вы меня переоцениваете, Всеволод Михайлович.
— В каком смысле?
— В прямом. Я вовсе не приспособлен к тому, чтобы писать и расклеивать прокламации, устраивать крушения поездов и организовывать забастовки.
— А вам и не придётся этим заниматься, — возразил Санаев. — Для подобных вещей там найдутся другие люди.
— Но что же все-таки я буду делать? Реставрировать картины, что ли?
— А ведь вы мне подали идею! — воскликнул Санаев. — Именно так: реставрировать картины. Почему мне это раньше в голову не приходило? Вы, если мне память не изменяет, зарабатывали реставрацией ещё в студенческие годы, а затем числились в реставрационной мастерской Румянцевского музея?
— Да.
— Вот и великолепно. Откроете реставрационную мастерскую в Харькове. Клиентуру я вам обеспечу.
Мне показалось, что Санаев меня разыгрывает. Но он был серьёзней чем когда бы то ни было. Допив очередную чашку чая и отодвинув свой стул от стола, он торжественно сказал:
— Вы, так же как и ваш покорный слуга, будете работать в группе «золотоискателей».
— Золотоискателей?!
— Да, «золотоискателей», — подтвердил Санаев. — Только не делайте таких больших глаз, голубчик. Время действительно сумасшедшее, но пока ещё никто не собирается устанавливать драгу на Пушкинской улице перед штабом генерала Май-Маевского или промывать песок на Павловской площади. Золотые прииски в Харькове не открылись. На этот счет можете быть спокойны. Золотоискатели — это фигурально.
Дело заключается в следующем. Подпольной организации, как, впрочем, и любой организации, требуются деньги. Деньги для подпольного паспортного бюро, деньги для покупки оружия, для устройства типографии, для подкупа чиновников. Деньги, деньги и ещё раз деньги! Зафронтовое бюро ЦК большевиков Украины, которое руководит всеми подпольными комитетами, — организация небогатая. Кроме того, как вы сами понимаете, систематически переправлять деньги в другие города — дело сложное и опасное. Выход из этого один: раздобывать деньги на местах. Вот в Харькове по решению подпольного губкома и создана группа «золотоискателей».
Единственная задача «золотоискателей» — добывать деньги. Денежный фонд харьковской организации пополняется моей мастерской, домашней столовой в Жаткинском проезде, бакалейной лавкой, мастерской по пошиву одежды на Коцарской улице…
Все мы — «золотоискатели» и находимся, как правило, на легальном положении Нам не нужны ни фальшивые паспорта, ни фальшивые фамилии, ни фальшивые бороды. Для властей мы всего-навсего харьковские обыватели, добывающие себе хлеб насущный частнопредпринимательской деятельностью. Харьков не Советская Россия, здесь подобного рода деятельность поощряется. В таком же амплуа будете выступать и вы. Разве что-нибудь может быть безобидней реставрации картин? Нет, разумеется.
— А вы уверены, Всеволод Михайлович, что реставратору найдётся в нынешнем Харькове хоть какая-нибудь работа?
В этом Санаев не сомневался. По его сведениям, в Харьков в разное время перевезли свои пинакотеки такие
— Харьков сейчас нечто вроде гигантской ярмарки произведений искусства, — сказал Санаев. — В пассаже Пащенко-Тряпкина, в торговых рядах между Монастырскими воротами и Купеческим спуском вы можете приобрести всё, что пожелаете, начиная от старинного фарфора и кончая Репиным, Левитаном и Врубелем. И как ни странно, но предложение превышает спрос, хотя скупщики прекрасно понимают, что купленное за полцены в России можно впоследствии сбыть за полную стоимость во Франции, Швеции, Англии или Америке. Правда, иноземные ценители живописи далеко, а Красная Армия близко, да и пароходы по Черному морю курсируют не по расписанию… Если бриллианты можно спрятать в каблуке сапога, то картины там не поместятся. Так что реставратор без дела сидеть не будет. Работа ему найдётся. Потому-то я и предлагаю вам присоединиться к нашей группе, если вас, разумеется, не устраивает дальнейшее пребывание между огурцами и арбузами.
— Между огурцами и кавунами — Рембрандт, — поправил я Всеволода Михайловича. — А я — между огурцами и капустой.
— Надеюсь, что и вы и Рембрандт меня извините, — засмеялся Санаев. — Перепутал. Всю жизнь путаю соления. Ну, что ещё? Альбом с картинами Рембрандта? Насколько я понял, он и спрятан и упакован вполне надежно. Кроме того, в Киеве остается Ивлев, а на него, как мне говорили, можно положиться. Так что никаких препятствий я лично не вижу. А вы? Может быть, у вас есть какие-либо возражения против «золотоискательской» деятельности?
Нет, больше никаких возражений у меня не было.
— Тогда выпьем за успех и здоровье харьковских «золотоискателей», за их скромный вклад в общее дело, — сказал Санаев, торжественно приподнимая свою чашку с чаем.
Утром Всеволод Михайлович свёл меня с представителем Зафронтового бюро ЦК КП(б)У, молодым молчаливым человеком в чёрной косоворотке, а вечером того же дня мы с ним выехали в Харьков.
— Очень странное впечатление произвёл на меня тогда Харьков, — продолжил свой рассказ Василий Петрович. — Здесь перемешалось всё: едва сдерживаемая ненависть рабочих окраин и безудержное ночное веселье сливок харьковского общества; лихорадочная спекуляция валютой и накладными на товарной бирже и глухие ружейные залпы, доносившиеся из Григоровского бора, куда водили на казнь приговорённых к расстрелу.
В городском саду на берегу заросшей ряской Нетечи гремел оркестр и танцевали нарядные пары, а на Николаевской площади, против дома Дворянского собрания, ветер раскачивал трупы повешенных с прикреплёнными на груди надписями: «Дезертир», «Бандит», «Большевик».
В равной степени были переполнены как театры, где во время спектаклей стояли в проходах, так и тюрьмы, где заключенные голова к голове спали на цементном полу.
Под реставрационную мастерскую Санаев снял для меня за весьма умеренную плату одноэтажный деревянный флигелёк в одном из дворов по Пушкинской улице, почти рядом со штабом командующего Добровольческой армии генерала Май-Маевского.