Печать Индиго
Шрифт:
Федор в очередной раз бросил наглый взгляд на невесту. И Любаша зарделась под его пьяным темным взглядом. Несколько лет назад, когда Любаше Стрешневой исполнилось только шестнадцать, она, впервые, увидела в церкви Федора Артемьева и сразу же влюбилась в этого веселого, нагловатого повесу. Но молодой человек совершенно не обращал внимания на старшую дочь Ивана Стрешнева, который являлся компаньоном его отца в торговых делах. Что только Любаша не делала, чтобы обратить на себя взор молодого человека. И упрашивала отца чаще приглашать в дом Тихона Артемьева вместе с сыновьями, и сама часто становилась рядом с семейством Федора в церкви, чтобы привлечь его внимание. И однажды даже послала ему любовную записку. Но молодой человек оставался холоден к ней. Однако все усилия девушки привели к тому, что в нее влюбился младший брат Федора, Семен. Прошлой зимой Тихон Михайлович послал сватов в дом Стрешневых и отец Любаши, польщенный вниманием Артемьева, с радостью дал согласие на венчание любимой дочери с Семеном. Узнав об этом, Любаша долго плакала, но о своих чувствах к брату жениха, рассказать отцу не осмелилась, потому была назначена свадьба. Единственным человеком, который знал о страданиях молодой Стрешневой, была ее близкая подруга Слава, приемная дочь Тихона Михайловича. И сейчас видя хмельного и веселого Федора, Любаша страдала, и в душе плакала о том, что ее молодая жизнь навсегда будет загублена с нелюбимым мужем.
Тихон Михайлович в очередной раз залпом выпил полную деревянную чарку медовухи и с гордостью посмотрел на своего сына Семена. Он вдруг вспомнил о своей покойной жене Фотинье, которая подарила ему четверых сыновей почти погодок и умерла еще в молодости. Иван, старший из сыновей, был особо любим отцом, и как раз ему Тихон намеревался передать все свое состояние. Однако судьба распорядилась иначе, и Иван погиб в двадцатилетнем возрасте в шторм на бурном море. Вскоре после этого умер и самый младший его сын – Василий от чумы.
И сегодня Тихон, наконец-то, с радостью венчал на замужество своего третьего сына Семена, и надеялся на то, что его род не прервется, и будет здравствовать еще долгие годы. Артемьев с добротой провел взглядом по молодой жене Семена и решил, что за внуками дела не станет, ибо такая красавица, как Любаша, здоровая и румяная девка, уж точно нарожает ему много маленьких внучат. Дальнейшая жизнь Семена была уже устроена с помощью одного влиятельного человека при дворе царя Петра Алексеевича. Еще в прошлом месяце молодой человек получил хорошую должность и уже через пару дней должен был отправиться в Москву со своей молодой женой на новое место жительства.
Взгляд Тихона переместился левее, и отец семейства нахмурил брови. Федор был его нелюбимым сыном. Он постоянно спорил с отцом, часто вел себя нагло и не почтительно. И старший Артемьев не знал, как совладать с ним. Постоянные попойки Федора, его кровавые забавы на охоте со страшными подробностями, лишенные невинности дворовые девки – все это не давало спокойно жить на старости лет Тихону Михайловичу. Как не пытался образумить он сына, тот, лишь молча выслушивал отца и продолжал творить свои темные дела, как и раньше. Иногда Тихон жалел, что вместо Ивана, его любимца, не погиб в бушующем море Федор.
Однако у Тихона Михайловича была тайная радость – его вторая молодая жена – Мирослава Васильевна. Тихону уже было пятьдесят два года, а Мирославе всего тридцать пять. Впервые, увидев ее в лавке бакалейщика, девять лет назад, Артемьев мгновенно влюбился в молодую прелестную вдову, на руках у которой была малолетняя дочь. Не надеясь уже снова когда-либо испытать любовное чувство, Тихон ощутил, как его существо наполняется давно забытыми порывами и желаниями. Уже вскоре прелестная молодая вдова кузнеца, как представилась ему Мирослава, вышла замуж за Артемьева и стала полновластной хозяйкой в его доме и в его сердце. Тихон оберегал, обожал и лелеял Миру, ежедневно наслаждаясь созерцанием ее стройного, ладного стана, и ее чудесных ярких светло-золотистых очей. Ее малышку Светославу Тихон принял очень тепло и относился к ней, как собственной дочери.
– Горько! Горько! – вновь прокричал Федор громким низким басом, и молодые вновь встав, чинно поцеловались. Подбадривающее эхо пронеслось по столам и гости уже довольно хмельные стали требовать танцев.
Прошло уже несколько часов от начала пира, когда в светлую праздничную горницу через большие дубовые двери вошла Мирослава. В желтом атласном летнике, нарядном кокошнике и золоте, она вплыла, как царица. Гости невольно обернулись к ней. Она приветливо поздоровалась и, громко пожелав счастья молодым, выпила за них до дна полную чарку медовухи, которую услужливо подал ей слуга на серебряном подносе. Затем она проворно направилась в сторону Тихона Михайловича, и уже через миг села подле него по правую сторону. Артемьев, который обожал жену, тут же пытливым взором отметил, что на ее красивом нежном лице написано крайнее волнение. И едва Мирослава присела рядом, Тихон, наклонившись к ней, ласково поинтересовался:
– Что-то случилась, Мирушка? – и, склонившись к ее ушку, добавил. – На тебе лица нет, яхонтовая моя.
– Да, – ответила Мира и, нервно затеребив в руках пустой бокал, попросила. – Налей мне квасу, любезный, Тихон Михайлович.
– Со Славушкой что случилось? – спросил Артемьев напряженно.
–Нет, слава Богу, не с ней. Она скоро спустится.
Артемьев быстро влил в бокал жены квасу из хрустального графина и спросил:
– Что ж тогда? Не томи, рассказывай, душенька.
Мирослава немного отпила из хрустального бокала и печально взглянула на мужа.
– Федор снова за старое взялся. Опять моих сенных девушек по углам зажимает, – произнесла она и с укором взглянула в сторону Федора, который громко смеялся над шуткой брата Семена. – Марфутка понесла от него ребеночка. Только час назад я узнала о том. Она вешаться надумала. Говорит, что Федор ее прогнал, как узнал, что тяжела то она. Мы ее со Славой еле образумили.
– Ах, греховодник! – воскликнул Артемьев, так громко, что некоторые близко сидящие гости обернулись к ним. Однако за общим шумом и весельем, остальные не услышали его гневного окрика. – Ну, я ему задам! Никакой управы на него нет!
– Да уж, ты поговори с ним, будь добр, Тихон Михайлович. Если не ты, то кто ж вразумит то его? – заметила Мира и, поднявшись с места, добавила. – Пойду с бабами поздороваюсь.
Едва Мирослава отошла от мужа, Артемьев кликнул слугу и велел позвать к нему Федора. Тихон видел, как выслушав слова слуги, Федор, ехидно улыбнулся и почти нехотя, встал со своего места и вальяжно направился в его сторону, на противоположный край стола. Когда старший сын приблизился, Артемьев взглянул на него недобрым взглядом и гневно произнес:
– Садись, нехристь! Поговорить мне с тобой надобно!
– Можно и поговорить, – заметил Федор, скорчив кислую мину на лице.
Федор тяжело бухнулся на скамью рядом с отцом, и Тихон почувствовал сильный запах вина, которым разило от молодого человека.
– Видать, я тебя как надобно не воспитал, раз ты свои грязные дела творишь! – процедил грозно Тихон.
– Что это вы батя, так осерчали то? – спросил, ухмыляясь, Федор.
– А ты будто не знаешь отчего?!
– Не знаю.