Печать льда
Шрифт:
– Как вы научились считать погибших? – язвительно прошипел Рарик. – По пряжкам от башмаков? А если погибнет сапожник, который нес с торжища мешок с обувью, вы объявите о гибели горожан с целой улицы?
– Мы считаем мертвецов не только по пряжкам! – выкрикнул Жам. – Хотя у каморки Камрета в самом деле валялся труп, который обратился в пепел только через три часа после происшествия! Но он все-таки сгорел! Никто не объявляется мертвым, если о нем не будет заявлено, что он мертв, или он перестанет появляться по месту его жительства.
– И многих, уехавших из Айсы, вы объявили мертвыми? – не унимался Рарик.
– Ни одного! – повысил голос Жам. – Хотя бы потому, что никто не уезжает, бросая семью, скарб и даже одежду! За последние дни, кстати говоря, убыль населения заметно увеличилась. Я, правда, ничего не могу сказать о благополучии послушников Храма или Темного двора, но кроме почтенных Грейна и Ворта, девяти покинувших нас стариков и старух и, скорее всего, случайной смерти доброго человека – пекаря Пурса, мы совершенно точно потеряли еще пятерых! Да-да, я говорю о пятерых стражниках, которых обучает воинскому искусству Фейр Гальд! Их родные заявили о пропаже в магистрат, хотя от Фейра Гальда никакого почтения не поступало. Однако, когда мы изучали произошедшее в доме Ворта, где нашел успокоение и мастер Грейн, и когда мы изучали происшествие в доме на Глиняной улице, а также и на втором этаже примыкающего к нему дома на Птичьей улице, где тоже случился пожар, уничтоживший несколько комнат, то считали убитых не только по пряжкам и ботинкам, но и по скамским мечам. А их во всех трех местах оказалось не меньше трех десятков! Но не это самое страшное, а то, что никто не заявил о пропаже тридцати человек!
«Неужели Жам тоже настроен против Фейра? – удивился Рин. – Ну так и Рарик никогда не казался мне его сторонником».
– Мы еще послушаем Фейра Гальда, – заметил Гардик и повернулся к настоятелю: – А что скажет нам мастер Хельд о магии?
– О магии можно говорить долго, – запел тот. – Но Храм не занимается магией, а пресекает злоупотребление ею. Я, конечно, понимаю, всех прежде всего интересуют зловещие скамские мечи. Только ведь если бы скамскими разбойниками оказались послушники Храма, то уже после одной схватки с добрыми Бортом и Грейном Храм бы обезлюдел. Между тем с магией не все в порядке. В городе имеют ярлыки пять колдунов, но четверо из них слишком слабы для серьезного колдовства, а пятый, отшельник Арбис, давно отошел от дел и не покидает своего дома. В то же самое время за последние дни мы имеем множество случаев самовольного колдовства. Я назову только самые вопиющие случаи – это огненная магия на торжище, которая не только нанесла убытки многим торговцам, но погубила четверых воинов и повредила зрение мальчишке. Кстати, почтенный Жам, если бы ваш делатель позорно не убежал с места происшествия, возможно, мы бы уже разбирались с магом-злоумышленником и уж точно посчитали бы пряжки восьми башмаков! Еще три случая серьезного колдовства связаны с известным многим Камретом. Это и магическая ловушка разрушительной силы в его комнате у Волчьей башни, и воспламенение в его доме на улице Глиняной, и магия в комнате на улице Птичьей!
– Помилуйте, Хельд! – поморщился Гардик. – Не вы ли мне говорили, что в комнате на Птичьей улице магия не была насторожена на стенах и дверях, а содержалась в каком-то предмете?
– Только поэтому я и связываю ее с Камретом, а не с жителями дома на Птичьей, которые прозябают в бедности и даже не могут точно ответить, погиб ли кто из них или нет. Я связываю ее с Камретом, даже если магия была принесена его врагами! Но пусть хоть кто-нибудь приведет ко мне старика! Мои братья ищут его уже несколько дней! Может быть, он сам жертва негодяев? Все знают, что врагов у Камрета нет!
Последние слова вызвали смешки, которые тут же затихли. Гардик поднял руку:
– Вот так! Разбойники, которые с мечами ходят по городу, словно у нас вовсе нет стражи. Колдуны, которые уж точно не погибли, потому как только вчера – наше почтение мастеру Хельду – вновь сотворялась магия на Медной улице. Магией были обрушены своды двух подвалов на Глиняной улице. Что же будет дальше?
– Ничего, – пробурчал Рарик, надувая губы. – Что будет дальше, я не знаю, а пока все посты удвоены, по городу ходят дозоры, в том числе и храмовые – почтение мастеру Хельду, – проверяются дома и подвалы. Если в городе и остались разбойники, то они, скорее всего, не горожане. Потому что даже оружия скамского столько, сколько мы собрали за одну ночь, не было в городе никогда! Наши клинки отличаются от скамских. Хотелось бы мне посмотреть на ярлыки негодяев, потому как гостевые все наперечет у стражи. Да и ни разу еще не было за последние недели, чтобы вошедшие в город с утра торговцы не убрались бы вечером в полном соответствии с податными ведомостями! А мы еще и с паломниками к поганому пламени управляемся и тоже каждого выставляем на ночь за стену!
– Мы только за подлинные ярлыки отвечаем! – выкрикнул Жам. – А если у кого найдется самописный, так пусть стражники их еще покажут нам!
– Тихо! – попросил Гардик. – В городе неспокойно, но город наш как котел, покипит и остынет, если дровишки под него не подкладывать. Что у нас с дровишками, Фолкер?
– Неясно, – процедил воин. – Проверили и предлесье, и берег Гнили. Даже за Дальний поселок гонцов отправляли. По всему выходит, что был скамский отряд. Большой, не меньше нескольких тысяч человек, но растворился. Пропал. Южнее предлесья – каменные осыпи, потом увалы, тоже сплошной камень. След там теряется. Отряд мог и в степь уйти, мог и в Гнили затаиться!
– Тысячи человек?! – усомнился Гардик. – А что болотники гнильские?
– А нет больше болотников в Дальнем поселке, – вздохнул Фолкер. – Кто с Гнили не вернулся, а кто и из дома пропал. Всего в общине было сорок человек, никого не нашли. Я оставил на тракте дозорных, но, судя по всему, нужно по морозам ждать гостей через Гниль.
– Когда Гниль встанет? – нахмурился Гардик.
– Через месяц или полтора, – прикинул Фолкер. – Самое время, чтобы дойти отряду до Скамы да вернуться с большой силой.
– Не будет Скама нападать на Айсу, – подал голос Хельд. – Храмовые всей Скамы желают процветания айскому Храму и прихожанам его! Если же отребье какое собралось и промышляет теперь под стенами Айсы, так следует его найти и истребить, и все правители Скамы пришлют почтение магистрату Айсы.
– Может быть, – мрачно заметил Гардик и повернулся к Неруху: – Что скажут темнодворцы? Не омрачит ли праздник колдовство неизвестных магов?
Рин по-прежнему медленно оглядывал магистров. Каждая ухмылка, сжатый кулак или гримаса казались ему явным свидетельством, что тот или иной магистр служит Фейру Гальду и никому другому. Но уже через полчаса он понял, что ни в одном из своих предположений не может быть уверен. Гардик понемногу давал высказаться всем, и тон разговора постепенно стал понижаться. Потому как ни одна из неприятностей, произошедших в последние дни, не зацепила никого из собравшихся и не нанесла серьезного вреда городу. А уж на фоне собранных податей, о которых заговорил Жам, вовсе могла не приниматься во внимание.
Так постепенно прошел час, потом второй, и когда уже Рин окончательно убедился, что Совет так и завязнет в подробностях и уточнениях, Гардик дал слово Фейру Гальду о его иске к дому Олфейнов.
– Я приостанавливаю иск, – только и сказал Фейр.
– Отзываете? – не понял Жам.
– Приостанавливаю, – хмыкнул Гальд. – До следующего Совета. Не хочу никому портить праздник. Разве Единый не милосердию учит нас? Что касается моих воинов, то почтение я представлю Жаму в обычном порядке. И помогу семьям погибших. И тем погибшим, чья гибель еще только предполагается или уже произошла, но неведома их семьям. Из собственных средств, конечно.
Рин так и не посмотрел в сторону дяди, но взгляды всех магистров мгновенно скрестились на нем, и парень почувствовал, что щеки его горят.
– Что ж, – кивнул Гардик. – Истец в своем праве, но печати на дверях дома Олфейнов останутся. Есть ли какие замечания по данному делу у почтенных магистров?
– Есть! – внезапно подал голос Сардик. – У меня есть замечание по поводу опекуна дома Олфейнов. Насколько я помню, все мы, кроме почтенного Гардика, стали магистрами после того, как ныне ушедший от нас благородный Род Олфейн способствовал тому, чтобы магистром мог стать только посвященный в поганом пламени?