Печать тернового венца
Шрифт:
На новой фотографии Элька увидела кардинала, опершегося локтем о стол, и профессора Эдвардса с ножницами в руках.
– Взгляните, как небрежно кардинал поставил локоть на плащаницу, – прошипел Брамс. – Он еще до начала эксперимента заявил в интервью одной газете, что не огорчится, если выводы будут те же самые, что и в 1988 году, то есть плащаница будет признана средневековой подделкой. Более чем странно, не так ли? Кардинал Римско-католической церкви, более того, хранитель реликвии, намекает в преддверии эксперимента, что его результаты могут быть неутешительны для верующих...
На новом снимке можно было увидеть профессора Ринальди, взвешивающего небольшой кусок, отрезанный в нижнем правом углу плащаницы.
– Вы видите цифру на электронных весах, госпожа комиссар? – спросил вкрадчиво Брамс.
Элька, обладавшая отличным зрением, ответила:
– 154,9!
– Так и есть! Запомните ее! – заявил «профессор». –
Элька, у которой математика была любимым предметом в школе, выпалила:
– Получается 159 с половиной...
– Ага! – выкрикнул Брамс, и глаза его сверкнули. – Экспериментальный образец «вдруг» растолстел почти на пять миллиграммов! Вы же сами видели показания весов – 154,9, а никак не 159,5! И как такое могло приключиться? Профессор Ринальди «забыл» точный вес? В своем письме он подчеркнул, что записал данные. А теперь держитесь, госпожа комиссар! Лаборатории в Швейцарии и Великобритании получили запаянные капсулы, в которых содержалось по одному кусочку плащаницы, а лаборатория в Америке – капсулу, в которой... лежали два. Два! Или по пути куски размножились?
На стене появилась страница из научного издания, в котором оранжевым стикером был выделен абзац.
– Статья из журнала «Nature», самого авторитетного во всем мире издания в области естественных наук! – сказал Карл Брамс. – В декабрьском выпуске за прошлый год появилась статья коллектива ученых, занимавшихся анализом образцов, в которой доводились до сведения коллег и публики выводы в полном объеме. И здесь сказано: «Лаборатория в Далласе (США) получила два опытных образца весом в 39,6 и 14,7 миллиграмма соответственно...» Опять два, а не один! Если сложить эти две цифры, то получаются не 53,7 миллиграмма, заявленные Ринальди, а 54,3 миллиграмма! Даже если предположить, что он забыл точный вес, то не мог же он запамятовать, что кусков два, а не один! И вообще, у него что, дрожали руки? Почему он отрезал кусок гораздо меньше двух других, так что к нему пришлось оттяпывать дополнительную полоску? В своем письме Ринальди вообще указал, что изначально из плащаницы был вырезан кусок, весивший ровно 300 миллиграммов. Триста! В два раза больше, чем общий вес четырех образцов, разосланных по лабораториям. Как такое произошло, неужели все участники эксперимента наелись галлюциногенных грибов? Размеры образцов якобы составляли 12 на 82 миллиметра. А при всем том еще с семидесятых годов известно, что ткань плащаницы обладает плотностью 23 миллиграмма на квадратный сантиметр. И указанный Ринальди вес в триста миллиграммов никак не получается! Теперь читайте далее в статье: «Изначально из плащаницы был изъят кусок размером приблизительно 10 на 70 миллиметров». И в отчете приводятся данные по каждому куску – все они были шириной от четырнадцати до шестнадцати миллиметров. Я еще могу себе представить, что кусок шириной в шестнадцать миллиметров был невесть кем обрезан для неведомых целей и уменьшился до двенадцати, но чтобы куски вдруг в дороге выросли и, прибыв в лаборатории, с двенадцати миллиметров «растолстели» до четырнадцати или даже шестнадцати, я представить никак не могу, госпожа комиссар! А между прочим, в тех сорока с небольшим минутах, на которых запечатлен эксперимент, процесс изъятия куска и он сам вблизи не показываются!
Элька промолвила:
– Согласна, все выглядит очень странно. Более того – похоже на обман.
– Это и был обман! Причем такой наглый и неумелый, что волосы встают дыбом! – заявил Карл Брамс. – Итак, куски – три, как уверяет Ринальди, или четыре, как сообщено в статье, – были изъяты. И что же последовало дальше? Логично предположить, что в присутствии свидетелей и перед камерами они были запакованы в металлические капсулы и опечатаны кардиналом и двумя независимыми свидетелями. Опечатаны-то они были, но... до опечатывания кардинал Морретти удалился из капитульной залы, где происходило изъятие образцов, в соседнюю ризницу, якобы для того, чтобы без помех положить все образцы в капсулы. Его сопровождали профессор Эдвардс и профессор Ринальди. Никто не мог ответить на мой вопрос: для чего же потребовалось покидать капитульную залу и скрываться в ризнице? Что мешало положить образцы в капсулы на глазах свидетелей и перед камерами? Это действие не требует нервного и физического перенапряжения!
– Возможно, кардинал был преисполнен трепета, когда прикасался к святыне... – высказала предположение Элька.
Карл Брамс захохотал:
– Госпожа комиссар, так ведь он сам намекал, что не верит в ее святость! И на фото вы видели – он сидел у стола, небрежно облокотившись локтем на плащаницу, как будто она не погребальный саван Христа, а дешевая пластиковая скатерть! И «внезапно» у него пробудилось небывалое почтение и, более того, священный трепет перед плащаницей? О нет, ему требовалось остаться наедине с изъятыми образцами, чтобы... чтобы подменить их!
Элька вздрогнула и спросила:
– Вы подозреваете кардинала Морретти в том, что...
– Что он, находясь в ризнице, подменил образцы и положил в капсулы, которые по возвращении в капитульную залу были опечатаны им самим и свидетелями, другие куски, не имеющие к плащанице ни малейшего отношения. Именно они были подвергнуты радиоуглеродному анализу, именно они были датированы тринадцатым-четырнадцатым веками. Подмена имела место, и осуществить ее могли только три человека – сам кардинал, профессор Эдвардс или профессор Ринальди. Английский ученый изначально выражал сомнения в подлинности плащаницы, и он теоретически мог заменить образцы, опасаясь, что анализ установит возраст в две тысячи лет, и желая избежать своей дискредитации. Итальянский профессор, наоборот, являлся внештатным консультантом по вопросам науки при кардинале и, следуя логике, был заинтересован в том, чтобы образцы не были подменены. Однако оба профессора не прикасались к образцам в ризнице, с ними возился кардинал Морретти. Скажите мне, госпожа комиссар, сколько времени требуется на то, чтобы положить четыре крошечных кусочка материи в три металлические капсулы?
– Ну, минуть пять, – протянула Элька. – Или, если делать все с великим почтением и страхом, десять.
– Но никак не сорок семь! – заявил Брамс. – А в ризнице троица находилась именно столько! Это видно по часам, запечатленным на пленке: кардинал уходит в ризницу с подносом, на котором покоятся капсулы и куски плащаницы, в тринадцать часов восемь минут, а возвращается ровно без пяти два. Его высокопреосвященство пробыл в ризнице сорок семь минут! При этом и Эдвардс, и Ринальди несколько раз выходили оттуда. И даже, согласно показаниям свидетелей, где-то на двадцатой минуте, – вместе, оставив кардинала наедине с образцами плащаницы. У Морретти было предостаточно времени и возможности, чтобы запихать в капсулы фальшивые образцы. И оба ученых многократно предоставили ему великолепную для этого возможность.
– Ризница располагается на большом расстоянии? – спросила в недоумении Элька.
Брамс хмыкнул:
– Она соседствует с капитульной залой! Туда идти не более тридцати секунд даже такому старому и немощному человеку, как кардинал Морретти!
– Но зачем... – заикнулась было Элька, но Брамс остановил ее мановением руки:
– Подождите, госпожа комиссар, это еще не все! Незадолго до начала эксперимента Ватикан заявил, что для обеспечения объективности анализа каждая из лабораторий получит вместе с образцами плащаницы по три других образца старинных материй, причем никто не будет знать, в какой капсуле находится туринская реликвия. Какая, надо сказать, трогательная забота об истине! Раньше за Ватиканом такого не наблюдалось! Вместе с данным заявлением было распространено и другое – образцы всех тканей должны быть расщеплены на волокна, якобы для того, чтобы даже по внешнему виду нельзя было определить, с чем имеешь дело. Предложение здравое, в особенности если учесть, что ткань плащаницы обладает хорошо запоминающимся узором «в елочку». Однако нам повезло, что в итоге под давлением ученых было принято решение образцы не расщеплять, хотя Ватикан до последнего настаивал на этом. Зато были добавлены образцы для сравнения.
На новой фотографии Элька увидела увеличенное изображение прямоугольника из ткани.
– Вот снимок, также из журнала «Nature», запечатлевший кусок плащаницы, отосланный в Лозанну. Как видите, госпожа комиссар, в середине на ткани имеется углубление, похожее на крошечную дырку. Но в описании образцов, изъятых из плащаницы в Турине, никакого упоминания о дырке нет! Сначала я думал, что она возникла при извлечении куска материи из капсулы в лаборатории – например, ее проделали острые края пинцета. И обратился за разъяснениями в швейцарскую лабораторию. Ее представители категорично отмели предположение о том, что повреждение вызвано их действиями, и уверили меня, что дыра была на куске материи, предоставленном в их распоряжение, с самого начала. И причин не верить швейцарцам у меня нет. Более того, углубление – не механическое повреждение, а, по словам представителей лозаннской лаборатории, дефект, возникший при создании самого полотнища. Но откуда взялась дырка, которой не было?