Печать волка
Шрифт:
Ей все привиделось, но кинжал, лежащий перед ней, был удивительно реален. Взгляни. Летиция ухватилась за рукоятку, ножны упали наземь; в лунном свете переливалось серебро. Прижимая кинжал к груди, она направилась к лестнице.
Может быть, она до сих пор спит? Надо выбраться из этого кошмара, перетекающего в сладкий сон; еще одно такое потрясение она может не пережить. Ступенька за ступенькой девушка поднималась наверх, и мертвый город вынужденно отпускал ее, не имея возможности удержать.
Когда некрополь, напряженно наблюдавший за ней пустыми окнами, остался позади, Летиция остановилась и коснулась пальцами своего рта. Теплые, влажные, чуть опухшие губы, как будто после поцелуя. Ее рука медленно переместилась вниз, судорожно ощупала левое плечо; потом, не доверяя своим ощущениям, девушка скосила глаза на шрам. Полумесяц. Гладкий и холодный, словно лед.
Мы приручили первичный хаос, придали ему форму и наполнили ее смыслом. Мы обрели власть над временем и пространством. Мы…
Летиция запрокинула голову. Среди темного полотна неба, усыпанного звездами, висел улыбающийся рот — в точности такой же, как на ее плече.
Глава 12
Примерно на середине пути Ланн обнаружил, что ведерко, которое он наполнил водой из ручья, чудесным образом опустело. Он приподнял его за ручку и осмотрел так тщательно, насколько позволяло освещение. Железный ободок проржавел, в одном месте днище чуть отстало от стенки, образовывая узкое продолговатое отверстие. Именно через него вылилась вода. Ланн оглянулся — за ним тянулся мокрый след. Он зашагал к хижине, чуть огорченный тем, что не смог выполнить поручение. Но в решете воду не принесешь — он попросит другой, целый сосуд, если в этой убогой хижине такой найдется.
Ланн поднялся на крыльцо по скрипнувшим деревянным ступеням, доживавшим свои последние дни, и распахнул шаткую дверь. Девушка испуганно вскрикнула, мгновенно обернулась спиной, прикрываясь руками. Ланн закрыл глаза ладонью, пробормотал: «Я сожалею» — шагнул назад и едва не скатился с лестницы.
Оказавшись внизу, он тяжело опустился на землю, пытаясь унять бесновавшееся сердце. Ему следовало постучать. Зрелище оказалось коротким, но исключительно запоминающимся. Другой на его месте не различил бы ничего, кроме смутных очертаний женского тела, но глаза ульцескора отлично видели во тьме. Ланн всегда намеренно сосредотачивал взгляд на ее лице, старался не смотреть на изящную линию шеи, маленькую грудь и плавные изгибы бедер: она ведь была дочерью клиента, он не мог — и не должен был — испытывать к ней никаких чувств.
— Нам не нужно никуда идти, — сказала она, встретив его на краю леса.
— Но… — начал Ланн, — твой отец…
Летиция ладонью запечатала ему рот.
— Пойдем.
И ульцескор, заглушив голос разума и стенания совести, послушно последовал за ней. Разведи огонь. Принеси воды. Побудь со мной, Ланн… Если он свихнулся, если сумасшествие принимало столь восхитительные формы, дорогие его сердцу, он был рад его приходу. На задворках его сознания металась какая — то беспокойная мысль, не получившая четкого определения, какое — то несоответствие: но, говоря по совести, она нисколько его не терзала. Любовь была сродни безумию, любовь слепа; и очки с волшебными стеклами, скрывающими недостатки, пришлись ему как раз впору.
Она позвала его внутрь. Ланн вошел, чуть колеблясь. Летиция плотно завернулась в пожелтевшую от времени простыню и сидела на полу, облокотившись на край лохани. Образ обнаженной девушки поневоле предстал у него перед глазами, и Ланн поспешно отвел взгляд.
— Вода еще теплая, — тихо сказала она. — Я не буду смотреть.
— Я не думаю, что… нам стоит это делать…
— Делать что?
Если эта Летиция и была порождением его больного мозга, то внешне она ничем не отличалась от оригинала. Только вела себя чуть смелее.
— Давай. — Она смущенно улыбнулась, демонстрируя ему мочалку. — Я потру тебе спинку. От тебя плохо пахнет, — добавила Летиция, видя, что Ланн не спешит оголяться.
Он несмело поднял руки и расстегнул две верхних пуговицы. Летиция сделала вид, что увлеченно рассматривает пейзаж за окном (хотя стекло было настолько мутным и запотевшим, что разглядеть за ним что — либо казалось абсолютно невозможным); и дело пошло быстрее. Ланн сбросил на пол куртку из черной замши, вытащил полы рубашки, заправленной в брюки, обнажил грудь. Смущенно потоптался перед лоханью, не решаясь расстегнуть пояс.
— Может, тебе нужна помощь? — спросила она.
Ланн уловил в ее голосе издевку.
— Отвернись, — скомандовал он.
Летиция нехотя повиновалась.
Освободившись от одежды, Ланн залез в лохань. Девушка солгала, ведь вода уже остыла. Он не знал, как ему расположиться в ванной, чтобы неосторожным движением не выставить на обозрение интимные части тела. Ты любил кого — то? Может, одну из ведьм? Ульцескор вздрогнул и покрылся холодным потом, когда Летиция внезапно провела мочалкой по его спине.
— Все в порядке, — успокаивающе произнесла она. — Чего ты боишься?
Ланн промолчал. Обмывание было мукой — он сам не мог понять, почему.
— У тебя столько шрамов. Здесь… — Летиция нежно коснулась одного из рубцов — сначала пальцем, потом губами, — и здесь… Больше не болит?
— Нет.
Его резкий ответ не понравился ей.
— Что с тобой? — встревожилась Летиция. — Что не так?
— Я не знаю, — честно ответил он.
Она обняла его за плечи, прижалась грудью к голой спине.
— Не надо, — хрипло выговорил Ланн, расцепляя ее руки.
Летиция отстранилась и долго стояла позади него. Он в очередной раз обидел ее, оттолкнул; и ему тоже было неспокойно. Ланн не понимал причин, которые принуждали его к такому поведению: в конце концов, он не был ни девственником, ни моралистом, ни недотрогой.
— Я люблю тебя, — сказала она.
Он не поверил.
— Что?
Летиция решительно развернула Ланна к себе, заставила посмотреть в глаза. Мягкие губы прижались к его губам, узел на простыни ослаб, нехитрое одеяние соскользнуло на пол. Они рухнули в воду, поднимая брызги, старая лохань затрещала под их совместным весом.