Печенежские войны
Шрифт:
Крикнул ратай [65] Антип, понукая вороного коня, скрипнуло рало, железным наральником врезаясь в землю. Непаханое поле поддавалось нехотя, сплелось накрепко кореньями трав, кустов, выкорчеванных деревьев. Чудно пахла не рожавшая ещё молодая пашня!
Думал Антип, в рало упираясь, о жизни и о себе, о себе и о земле. Солнце ласкало ратая по лицу нежаркими по началу дня лучами, а со степи изредка набегал бодрый, пахнущий многотравьем ветерок. Набежит, стряхнёт на босые ноги холодную росу с непаханной ещё стороны поля, поиграет чёрными волосами ратая, пошепчет озорно в уши — и был таков, лови его, коли что не успел расслышать!
65
Ратай — пахарь.
Легко думалось в такое чудное утро, да думы были нелёгкими. И конь есть у ратая, и рало есть, растут два сына — помощники в старости и опора. Да две дочери в доме — кто теперь за них вено [66] готовит. Есть ласковая и заботливая жена. Живи и радуйся, ратай Антип. Но волнуется сердце ратая с каждым днём всё больше и больше. И не только за себя и брата Могуту, который сидит на особине [67] , взятой у богатых мужей для прожитья. Из года в год всё крепче и крепче притесняют свободных ратаев князь и княжьи мужи: волостелины, посадники, сборщики дани — вирники. За всё теперь надо платить князю: от дыма — живёшь на княжьей земле, от рала — пашешь землю, князем пожалованную, от всякого злака — ты есть хочешь, но и у князя на Горе в Киеве ртов много, пить-есть тоже хотят!
66
Вено — выкуп за невесту.
67
Особина — участок земли, взятый в аренду.
А прежде, много лет назад, и лес, и поле над Ирпень-рекой принадлежали всему роду. Сообща предки обрабатывали поле и делили потом на всех выращенное. Одна была забота у ратаев — от степи уберечься. Принял на себя эту заботу князь Киевский и загородил ратаев дружиной. Да отнял у них право на свободную землю. А богатые мужи сами и не пашут обильные земли, на Горе возле князя сидят, ему в руки смотрят, на пашни свои сажают рядовичей [68] да закупов [69] . Куда ни глянь теперь — всюду чужие знаки-знамёна стоят!
68
Рядович — человек, заключивший договор (ряд).
69
Закуп — человек, взявший в долг (купу).
Стонут ратаи от княжеских вирников, да терпят: за ними князь — за ними и сила. Но от этих хоть данью откупиться можно. Хуже, когда пришлые собаки со степи набегут. Эти не только скарб отнимут, а и самого возьмут на продажу в рабство. Оттого и тревожно ратаю в поле. Чуткое ухо постоянно прислушивается: не колышется ли степь под копытами печенежских коней?
Ратай Антип дошёл до края недлинного загона и остановился. Сняв с рукоятей рала руки, подул на покрасневшие, набитые до жёстких мозолей ладони, потом наклонился к густому ковылю и остудил натруженные пальцы прохладной росой. Тихо и просяще заржал конь. Антип подошёл к нему, ласково потрепал гриву и заботливо вытер травой бока, приговаривая:
— Устал? Как дойдём до реки, поить тебя стану. Там и роздых нам будет.
Берёг Антип коня: без коня как поле возделаешь? И чем детей растить станешь? Одна будет дорога — тернистая и по самому краю трясины: писаться в рядовичи. Тяжкая дорога! По ней ушло уже много из бывших однообщинников Антипа. И канули в той трясине. Никто не выбрался назад. Так рыба попадает на стол: сунулась в сеть одной головой, а сгибло всё тело. Так и заяц попадает в когти совы: вышел покормиться, да сам пищей стал!
Близ берега Ирпень-реки ратай Антип остановился на роздых, вывернул рало из земли, подошёл к обрыву. Туман уже поднялся от воды и отступил, гонимый лучами солнца, в глухомань зарослей левобережья, забился там в подкоренья — теперь будет терпеливо ждать новых сумерек. Антип склонился над обрывом. В лозняке, у самой воды, мелькнули два загорелых тела. Послышался смех, а потом шум падения в воду, и волны, догоняя друг друга, пошли по сонной реке от ближнего берега к дальнему.
— Помощники, — добродушно проворчал Антип в короткую бороду, испытывая большое желание скинуть платно и тоже ухнуть головой вниз, в прохладу утренней реки. Да поле пахать надо. Вот поднимет его, а по осени посеет здесь жито. Урожай будет знатный, и труд его — Антип верил в это — окупится с лихвой.
— Василько! Милята!
На крик из густой дебри высунулась мокрая голова, сверкнула большими карими глазами. Вслед за первой показалась и вторая, тоже черноволосая и мокрая. То были сыновья ратая Антипа. Старшему, Васильку, уже исполнилось четырнадцать лет, был он приземист и крепок, словно родился для сечи и для пашни. Младший же, двенадцатилетний Милята, тонкий и душой нежен, словно девица. Из него какой воин? Крови страшится. Обрезал днями ногу речной осокой — дурно ему стало, инда на траву упал. Антип в душе был разочарован слабосердием Миляты, но была надежда, что жизнь изменит характер сына. Кто знает наперёд, как чьею судьбой распорядится бог? Вон, на круче реки, вчера ещё росла берёзка рядом с тополем. Грянуло минувшей ночью лихое ненастье, и что же? Гибкая берёзка и веточки не потеряла на ветру, а вековой тополь чем-то, видать, прогневил Перуна. Быть может, нравом гордым — не хотел голову склонить, не уступил напору ветра? И ударил его молнией грозный бог, на корню сжёг, прервал жизнь до срока. И теперь ещё, поутру, дымится чёрный ствол старого тополя, а трескучие сороки облетают его стороной.
— Василько, коня поить время.
Конь пил прохладную, пахнущую сырым камышом и влажными кувшинками воду жадными глотками. Василько ласково почёсывал его за ухом. Конь обернулся и ткнул отрока в голое плечо мокрыми губами.
И вдруг…
— Отче, гляди, что это? Дым?
Антип вздрогнул от крика Миляты и, напрягая зрение, стал всматриваться в слабый дымок, который вставал над отдалённым, к югу от них, лесистым холмом. К сердцу подкатилась глухая, ещё не осознанная тревога. Что за дым это? Может, от костра путника, что сушит одежду после ночной грозы? Или от огня, у которого дружинник сторожевого поста жарит взятую стрелой куропатку?
Дымок на холме разрастался всё выше и выше, темнел и клубился. Ему отозвался другой, ближе к Антипу. Недалеко от них, в трёх или четырёх поприщах [70] , взвился, вырвавшись из-под влажных листьев, тёмно-синий дым, заклубился к небу, склоняясь в сторону севера: туда дул ветер над степью.
Тревога, люди земли Русской! Тревога! Печенежская орда идёт!
— Василько, прячем рало! — закричал Антип. Когда рало пристроили под ракитовый куст, Антип подхватил Миляту и почти вскинул на коня.
70
Поприще — расстояние в 2/3 версты.
— Василько, держись за узду, — Антип не успел и ладонью ударить коня, как старший сын уже пустился в бег рядом.
— Ходу! Ходу! — кричал Антип, держась рукой за гриву вороного. И взмолился к богам, к старым и новому, христианскому:
«О могучий бог неба! И ты, громовержец Перун! И ты, покровитель скота бог Велес! Вдохните свежие силы в уставшего коня, донесите его на своих могучих крыльях к родному подворью! Дайте спасти род мой для продолжения жизни, для прославления богов земли Русской».