Печенежские войны
Шрифт:
Тепло засветились его суровые глаза.
— Послал меня воевода Волчий Хвост, едва в Киеве увидели дым сигнальных костров. Убоялся Волчий Хвост, что застава Славича может сгибнуть у брода, пустил меня и полтораста дружинников в помощь тебе дал. А больше послать не мог — за Киев страшится. Вошла застава в город?
— Вошла… да без Славича и многих дружинников, — раздался за спиной Михайлы знакомый, хрипловатый голос. Обернулся Михайло — Ярый идёт, тяжело дышит: сказалась долгая скачка, утомила старого воина. Ярый поклонился воеводе.
— Прими и нас, воевода Радко, под свою руку. Так Славич повелел сказать, меня с заставой отсылая… — Ярый не договорил, слова застряли за плотно сжатыми, бескровными губами.
А печенеги уже под стенами. Впереди всех на гнедом коне
— Неужто на Киев уйдут? — спросил сам себя Михайло, провожая взглядом голову печенежского войска до левой башни. Но клубы пыли пересекли дорогу, что идёт в сторону Киева, и двинулись вокруг крепости к Перунову оврагу.
— Обступить нас хотят, — проговорил с хрипотцой в горле бондарь Сайга.
— Сколь их нечистая сила нагнала на Русь, — сокрушался Михайло. Он опустил к ноге ненужную пока сулицу [79] — не приблизились находники, устрашились глубокого рва да высокого вала. И ещё, наверно, густой ряд копий на стене смутил их. Встали на расстоянии, чуть поболе перелёта стрелы, табунятся на месте.
79
Сулица — короткое копьё для метания со стен.
Рядом с Михайлой оказался ратай Антип. Не один пришёл. Вон их сколь перемешалось с дружинниками. Кто с чем в руках, иной и с простыми вилами-тройчатками. У Антипа — топор на длинной рукояти.
Михайло знал ратая, ковал ему прошлым летом железный наральник. Да и кто из ратаев при нужде не стучался в дом кузнеца? Янко, завидев ратая Антипа, покрылся лёгким румянцем, отвернулся лицом к степи, радуясь, что спаслась от печенегов семья Антипа. Михайло знал, что сыну приглянулась старшая дочь ратая, черноглазая и насмешливая Ждана. Видел тот её на игрищах купальских в Белгороде — с той поры и начал Михайло вено готовить, Янку о том не говоря ни слова.
— Спас тебя бог, ратай Антип. Утёк ты от печенегов.
— Бог спас, то так, кузнец Михайло, — отозвался негромко Антип. — Кабы не Славичева застава, быть бы нам в рабстве.
Михайло посторонился, уступая место Антипу у частокола, сказал:
— Великий подвиг совершили дружинники, собой крепость прикрыли. Видел, как закуп Могута жену Славича Любаву едва успел со стены снять? К мёртвому живая хотела уйти. Не повредилась бы разумом с горя, о том боюсь. Сына малого сиротой вовсе оставит.
— Горя нам теперь на всех хватит.
— Да, друже Антип, — согласился Михайло, — чем-то кончится для нас набег печенежский? Туга [80] немалая ждёт и горожан, и пришлых с поля. Есть-пить всем надо. Из Киева помочи не ждать нам скоро. А люду в крепости укрылось тьма, смотри, места свободного совсем мало на улицах.
С помоста им были видны узкие улицы с густыми подзаборными зарослями зелёной лебеды. Терем князя с блестящими на солнце слюдяными окнами стоял близ Ирпеньской стены, вокруг терема — крепкий дубовый частокол. «Крепость в крепости», — подумал Антип. Правее, к Киевским воротам, виден терем посадника Самсона со многими пристроями и клетями во дворе. С другого боку княжьи хоромы подпирались теремом волостелина Сигурда. Чуть поодаль стояли пятистенные срубовые избы торговых мужей — добрые избы, с крытыми навесами и со многими переходами. Вокруг торга шли избы ремесленного люда — кузнецов, тульников [81] , бортников и прочих, — посаженного князем Владимиром на жительство да для защиты крепости многолюдством. У крепостных стен и в их постоянной тени, словно огромные муравейники, выпирали из-под земли покатые, поросшие бурьяном крыши землянок вольных ратаев, закупов, рядовичей да подневольных холопов, если холопу не находилось места в хозяйских просторных дворах. И по всем улицам — телеги и кони, скот, кричащие от страха жены и чада [82] .
80
Туга — печаль (отсюда — тужить).
81
Тульники — мастера по изготовлению луков.
82
Чада — дети.
— Чем люди кормиться станут? — со вздохом проговорил Антип. — Ведь не на день-два пришли печенеги!
— О том и я думаю — чем? Торговые мужи за корм золотники, куны да резаны [83] спрашивать будут. Много ли их у ратаев — про то и мне ведомо.
— Твоя правда, Михайло. На бояр да на торговых мужей нам не опереться. У них свой прищур глаза на огонь, у нас свой. Голод скорее печенегов ударит в ворота. Не все, конечно, но есть и такие, среди знатных мужей, которые болотной кочке подобны. Думаешь опору найти, наступая на неё, а под ней бездна тёмная, погибель страшная…
83
Золотники, куны, резаны — денежные единицы Древней Руси.
Михайло, жалея ратая, предложил:
— Иди ко мне в кузницу, вдвоём мы на корм себе отработаем: воевода Радко заказ дал — оружие чинить, в сечах попорченное. И жить на моём подворье будешь.
Ратай Антип согласился с радостью: тревожился только что — ночь скоро наступит, где детям голову приклонить?
Снова смотрели, как ввечеру подходили к Белгороду отставшие отряды войска, как на холме, близ которого пали смелые дружинники со Славичем, поднялся белый шатёр Тимаря, а вокруг разбили свои шатры многочисленные князья. Пала ночь, и принесла она белгородцам тревогу осады. Только один перелёт стрелы разделял теперь русичей и передовые печенежские дозоры. Тьма окутала землю и небо. Лишь жёлтые огни сторожевых костров высвечивали неясные фигуры всадников. Да крупные звезды Большой Медведицы стояли, не мигая, над долго не засыпавшим городом.
До света не смыкали глаз сторожевые дружинники, меряя шагами помост на стене. И всю ночь налетавший со степи ветер нёс горький дым вражеских костров.
Перунов овраг
А по тых мест молодому славы поют,
А по тых мест слава не минуется.
Не открывая глаз, в полусне ещё, Вольга зашевелил ноздрями и втянул в себя свежий утренний воздух, а вместе с ним запахи мокрой травы, душистого чабреца, прелых листьев и близкого берега реки.
«Мать Виста, поди, дверь открытой оставила, а со двора свежий воздух в горницу идёт», — подумал Вольга, но потом сообразил, что во дворе у них чабрец не растёт. «А может, старейшина Воик рано поутру принёс с поля свежего чабреца да разложил на полавочках сушить в зиму от хвори?»
Рядом раздался яростный сорочий крик. Вольга вскочил, головой ткнулся в жёсткие ветки бузины и присел. Какое-то время не мог понять, где он и что с ним? Почему спал не на широком ложе за очагом, а на траве? Почему над ним шумят листьями деревья вместо привычного с малых лет звона наковальни за стеной избы?