Печенежские войны
Шрифт:
Князь Владимир сломил воткнувшуюся в щит печенежскую стрелу, швырнул её в сторону и выкрикнул:
— За Русь!
Кровь горячила голову, умножала силу правой руки при каждом выпаде тяжёлого длинного копья. Визжали черноусые печенеги, налетая на князя и по одному и по два сразу. Ярились молодые гридни, встречая печенегов копьями, стрелами, мечами, не допуская близко к князю. Но находников тьма. Вот уже и застава Славича отжата к реке Стугне, уполовинились числом около князя Владимира гридни, бьются у моста белгородские ратники. Вот уже при князе и десяти гридней не насчитать…
Ратный пот застилает глаза князю, гудит голова от ударов кривыми мечами по шелому. Долго ли ещё сидеть ему на коне? Вспененная тысячами копыт, плескалась за спиной Стугна, тревожно затих неподалёку темно-розовый лес, облитый лучами предвечернего солнца. Над потемневшим долом и лесом нависла тёмная туча. Спасение — в лесу, но до него не добраться уже.
Пятит коня князь Владимир к Стугне, оглядывается на заставу Славича, а её за печенежскими спинами не разглядеть. Над меховыми шапками печенегов лишь то и дело взлетали вверх сверкающие широкие наконечники русских копий.
Эти двое — будто степные курганники на перепела — упали сбоку. Князь Владимир успел укрыть себя щитом, из последних сил ударил мечом проносившегося мимо находника. И в тот же миг конь под ним взвился на дыбы. Перед глазами промелькнуло тёмное древко стрелы, впившейся в конскую шею около уха. Конь тяжело рухнул на землю. Боли в придавленной конём ноге князь не почувствовал — перед глазами вспыхнули розовые искры от удара спиной о твёрдую землю. Ему даже показалось, что сознание на время покинуло его. Открыл глаза и сквозь чудом уцелевший пучок ковыля глянул вверх — исполинским по величине витязем вырос над поверженным князем второй печенежский всадник. В правой руке занесённое для удара хвостатое копьё.
Смерть дохнула в лицо князя, но он не закрыл глаза. Ещё миг…
Князь Владимир дёрнулся всем телом, как тогда, пытаясь высвободить из-под коня ногу, чтобы вскочить и встретить ворога исполчившись, а не лежачим…
— Фу-у, наваждение неотвязное, — тяжело пробормотал князь, провёл пальцами по воспалённым глазам, потёр их легонько. Взмокла спина — тёплое корзно придавило плечи словно ратная кольчуга. Позади послышались тяжёлые шаги — так ходил по княжеским палатам только воевода Волчий Хвост.
Вошёл воевода, глянул на князя из-под отвислых седых бровей — коль у отцовского меча встал, знать, о рати думал!
— Надобно, воевода, гонцов спешных слать к Любечу, ускорить всевозможно приход новгородской дружины. Страшусь я за Белгород, опечалил меня белгородский гонец вестью о полной бескормице. Умирающий меча не поднимет… Да сказать воеводе Яну Усмовичу, чтоб из Любеча, не мешкая, посадил на большие лодии престарелых воев и малогодных ратников окрестных селений и слал бы спешно мимо Киева до Родни [100] . За старшего пусть отправит сотенного Сбыслава. Его знают торки, не однажды у князя Сурбая в гостях бывал.
100
Родня — город в Древней Руси на Днепре при устье реки Рось.
Воевода молча поднял правую бровь. Князь пояснил:
— Надобно, чтобы печенеги узрели, что по Днепру многолюдная дружина пошла к Родне. Тогда каган Тимарь опасаться станет за свою спину, начнёт оглядываться.
Воевода Волчий Хвост чуть заметно улыбнулся:
— Сделаем так, княже. И каждому дружиннику по два копья дадим, чтоб удвоить то многолюдство.
Князь Владимир отошёл от ковра с оружием, прясел у стола, левую руку положил на закрытую книгу. Волчий Хвост на месте повернулся, готовый слушать князя.
— Понял я, воевода, что только дальними заставами нам не сдержать печенегов, не отучить от дурного навыка ходить на Русь за полоном. Надобно крепить южный кон городами по реке Рось, а по городам людей сажать на постоянное житьё. Родни да Переяславля мало.
— Надобно, княже, — понимающе поклонился воевода. — Будем набирать людей в те города, смердами да вольными пахарями заселять.
— Пахари в поле перестанут выезжать, коли от своего князя не будет им надёжной защиты. Надобно кон земли нашей сделать для печенегов впредь непреодолимым.
Сказал и вновь опечалился — столько сил уходит у земли Русской на борьбу с этими нескончаемыми степными находниками. От предков из уст в уста передавались предания о древних завоевателях — обрах и гуннах. Потом были чёрные хазары, теперь вот печенеги нескончаемо идут на Русь. Пройдут печенеги, а за ними ещё кто нагрянет?
— От кочевых торков, княже, в твоё отсутствие были в Киеве князья и знатные мужи, — сообщил воевода. — Просятся под твою руку. Иные и веру христианскую хотят перенять, креститься. Сказывали — печенеги притесняют их вежи, скот угоняют, людей крадут на продажу в Корсунь. Много обид высказали.
Князь Владимир приободрился.
— Посадим тех торков по новым городам на Роси. Землю дадим, чтобы было где табуны пасти. Добрые конники из торков, и нам в помощь будут в заставах стоять. Хорошую ты, воевода, весть сказал!
Воевода подождал некоторое время, посетовал:
— Тмутараканцы дали бы о себе как знать печенегам. То-то бы Тимарю расхотелось сидеть под Белгородом!
Князь Владимир неспешно проговорил:
— Не близок край тмутараканский, потому и не знаем мы, что делается теперь в печенежских вежах и под Саркелом, стольным городом Тимаря. Всё же надобно послать туда людей и позвать на помощь нам.
Воевода понял, что иных распоряжений от князя не будет.
— Иду гонцов снаряжать к Яну Усмовичу, — сказал он. Князь вновь вспомнил о Янке, сыне кузнеца Михайлы.
— Пошли поутру Власича с заставой. Пусть проводит белгородского гонца до Ирпень-реки. Словят печенеги — и не узнает Радко о моём повелении стоять до смертного часа. И в Тмутаракань нынче же пошли надёжных гонцов с моим повелением напасть на Саркел не мешкая!
— Непременно пошлю, княже, — воевода поклонился и оставил князя с его думами о земле Русской. Князь долго смотрел в окно. Кучевые облака над заднепровской равниной порозовели, уставшие курганники покинули поднебесье. Земля готовилась ко сну. Князю Владимиру сон не шёл, болело сердце от забот и прожитых лихолетий.