Педро Парамо. Равнина в огне (Сборник)
Шрифт:
– Если бы, дон Педро! У нас тоже проблем с лихвой. Да и жаль расставаться с такими людьми, как вы; щедрот ваших будет очень не хватать. Наш мир, скажем так, постоянно с ног на голову переворачивается. Где прикажете оставить бумаги?
– Нигде. Забери их лучше с собой. Ты ведь продолжишь вести мои дела на новом месте?
– Я ценю ваше доверие, дон Педро. И благодарю от чистого сердца. Однако, боюсь, это невозможно. Есть определенные препоны… Скажем так… сведения, которыми не должен обладать никто, кроме вас. Попади такие документы в чужие руки, их
– Ты прав, Херардо. Оставь бумаги здесь. Я их сожгу. Так или иначе, разве кто-то посмеет оспорить мое право на собственность?
– Безусловно, никто, дон Педро. Никто. А теперь мне пора.
– Ступай с Богом, Херардо.
– Что вы сказали?
– Говорю: да поможет тебе Господь.
Херардо Трухильо медленно двинулся к выходу, словно через силу переставляя ноги. Не потому что был стар. Правда заключалась в том, что адвокат ждал награды. Он служил отцу дона Педро, дону Лукасу (земля ему пухом), а затем, до настоящего времени, – дону Педро; и Мигелю, сыну дона Педро. По правде сказать, он надеялся на некоторое признание своих заслуг. На щедрое вознаграждение.
– Иду попрощаться с доном Педро, – объявил Трухильо жене. – Будь уверена, он меня отблагодарит. Больше того: на деньги, которые он даст, мы сможем обосноваться в Саюле и жить с комфортом до конца наших дней.
И почему только женщины всегда сомневаются? Или они получают знамения свыше? Жена вовсе не была так уверена в удачном исходе.
– Опять будешь гнуть спину, чтобы чего-то добиться. А от него ни крошки не получишь.
– С чего ты взяла?
– Знаю – и все.
Он медленно шел к двери, все еще надеясь, что его окликнут: «Эй, Херардо! Я так замотался, что о тебе-то и не подумал. Но ты знаешь, я перед тобой в неоплатном долгу. Вот, прими этот скромный подарок».
Однако его не окликнули. Выйдя за ворота, он отвязал лошадь, забрался в седло и медленно направился по дороге в Комалу, стараясь не отъезжать слишком далеко и прислушиваясь, на случай, если позовут.
Когда Медиа-Луна исчезла из виду, он подумал: «А все-таки просить в долг было бы чересчур большим унижением».
– Дон Педро, я вернулся, ибо на душе у меня не-спокойно. С удовольствием продолжу вести ваши дела.
Он вновь сидел в кабинете Педро Парамо, откуда вышел менее получаса назад.
– Ладно, Херардо. Бумаги там, где ты их оставил.
– И еще позвольте… В связи с расходами на переезд… Попросить небольшой аванс за мои услуги… Сверх обычного, если вас не затруднит.
– Пятьсот?
– Нельзя ли немного, скажем, самую чуточку, побольше?
– Тысяча тебя устроит?
– Как насчет пяти?
– Что? Пять тысяч песо? У меня столько нет. Сам прекрасно знаешь: все вложено в землю и скотину. Соглашайся на тысячу. Тебе за глаза хватит.
Погруженный в раздумья, Херардо Трухильо сидел с поникшей головой и слушал, как на столе звенят отсчитываемые монеты. Он вспоминал дона Лукаса, который всегда откладывал выплату гонораров. И дона Педро, который открыл счет с чистого листа. И его сына: сколько хлопот доставил ему этот мальчишка!
Он вытаскивал Мигеля из тюрьмы раз пятнадцать, если не больше. А еще убийство того человека. Как его звали? Рентериа, точно. Они вложили пистолет в руку покойного Рентериа. Тогда Мигелито здорово струхнул, зато потом хохотал до упаду… Та история вылилась бы дону Педро в кругленькую сумму, дойди до судебного разбирательства. А как насчет изнасилований? Сколько раз ему приходилось раскошелиться из собственного кармана, чтобы замять дело. «Радуйся, светленького родишь», – говорил он девушкам.
– Вот, Херардо. Трать с умом, потому что деньги на деревьях не растут.
И он, все еще погруженный в свои размышления, ответил:
– Как и мертвецы не встают из могил. – И добавил: – К сожалению.
До рассвета было еще далеко, и затянувшийся мрак разгоняла только россыпь тучных звезд. Ненадолго показалась луна: невзрачная, непохожая сама на себя, повисела немного в небе, не давая никакого света, а затем скрылась за холмами.
Откуда-то из затерянной во тьме дали долетел бычий рев.
«Вот же бестии! Никогда не спят, – проговорила Дамиана Сиснерос. – Никогда. Подобно самому дьяволу, который ходит по земле в поисках душ, чтобы забрать их в преисподнюю».
Она перевернулась на кровати, лицом к стене. И тут услышала стук.
Затаив дыхание, Дамиана открыла глаза. Звук раздался вновь – три резких удара, словно кто-то стучал о стену костяшками пальцев. Не рядом с ней, а чуть поодаль, хотя по той же стене.
«Господи, помилуй! Никак святой Паскуаль Байлон троекратным стуком возвещает одному из своих прихожан, что час пробил».
На свой счет она не сильно тревожилась, поскольку из-за ревматизма давным-давно не ходила в церковь, и все же ей стало не по себе. Однако любопытство взяло верх.
Тихонько поднявшись с кровати, Дамиана выглянула в окно.
Хотя поля тонули в непроглядном мраке, она разглядела хорошо знакомую внушительную фигуру Педро Парамо у окна служанки Маргариты.
– Ох уж дон Педро! Все такой же ходок. Одного в толк не возьму: почему он любит делать это тайком. Дал был мне знать, уж я бы сказала Маргарите, что хозяину приспичило увидеться с ней ночью, – ему бы даже с постели вставать не потребовалось.
Заревели быки. Она затворила окно, снова легла и, с головой укрывшись одеялом, стала представлять, что сейчас происходит с Маргаритой.
Чуть позже ей пришлось скинуть сорочку: ночь сделалась невыносимо жаркой…
– Дамиана!
Она вернулась во времена своей молодости.
– Открой, Дамиана!
Сердце пойманной лягушкой запрыгало, затрепыхалось под ребрами.
– Что вам нужно, хозяин?
– Открой, Дамиана!
– Но я сплю, хозяин.
Затем она услышала, как дон Педро удаляется по длинному коридору, громко стуча каблуками, как обычно бывало, когда он злился.