Педро Парамо. Равнина в огне (Сборник)
Шрифт:
– Там хорошее место, это точно. Хорошие дожди и хорошая жизнь. Здесь, признаться, и облаков почти не увидишь. А что Рогасиано – все так же глава городского собрания?
– Да, все так же.
– Хороший человек этот Рогасиано.
– Нет. Он мерзавец.
– Ну, может, и так. А про Эдельмиро что расскажете? Лавка все так же закрыта?
– Эдельмиро умер. И правильно сделал, хоть мне и не должно так говорить. Но он тоже был порядочный мерзавец. Из тех, кто бесчестил имя Младенца Анаклето. И в колдовстве его обвинял, и в плутовстве, и в шарлатанстве. Ходил повсюду и рассказывал эти
99
Черная певчая птица вида Toxostoma. По преданию, может умереть от ярости, оказавшись в заточении в клетке.
– Будем надеяться, что, с Божьей помощью, он сейчас пребывает в аду.
– И что черти не устают подбрасывать дрова ему под котел.
– Так же, как и под котел Лирио Лопеса – судьи, который встал на его сторону и отправил Святого Младенца за решетку.
Теперь они говорили без моей помощи. И я дал им высказать все, что только вздумается. Пока не начнут снова приставать, все будет хорошо.
Как вдруг они спросили:
– Ты пойдешь с нами?
– Куда?
– В Амулу. За этим мы пришли. Забрать тебя.
На мгновение мне захотелось выйти обратно во двор. Уйти через черный ход в горы и исчезнуть. Несчастные старухи!
– А я-то, черт побери, чего забыл в Амуле?
– Мы хотим, чтобы ты присоединился к нашим молитвам. Мы, последовательницы Младенца Анаклето, учредили девятидневную молитву, в которой просим, чтобы его причислили к лику святых. Ты его зять, и нам нужно, чтобы ты выступил в качестве свидетеля. Священник поручил нам привести кого-нибудь, кто бы знал его близко и с давних пор, когда он еще не был известен своими чудесами. А кто подойдет лучше тебя? Ведь ты жил с ним и можешь, как никто другой, рассказать о его милосердных деяниях. Вот зачем ты нам нужен: сопровождать нас в этом предприятии.
Старые чертовки! Сказали бы сразу.
– Я не могу пойти с вами, – сказал я. – Некому будет присмотреть за хозяйством.
– Для этого останутся две девушки, мы все предусмотрели. Кроме того, есть твоя жена.
– У меня больше нет жены.
– Как это? А дочь Анаклето Моронеса?
– Она ушла от меня. Я ее выгнал.
– Но этого не может быть, Лукас Лукатеро. Бедняжка, наверное, страдает. Какая она была умница! А какая молоденькая, какая красавица! Куда ты отправил ее, Лукас? Одна надежда, что в монастырь Кающихся Грешниц.
– Я никуда ее не отправлял. Я выгнал ее. И уверен: уж где-где она сейчас, но точно не у Кающихся. Очень уж она любила гулять да развлекаться. Этим, наверное, и занимается – расстегивает ширинку каждому встречному и поперечному.
– Мы не верим тебе, Лукас, ни единому слову. Она, должно быть, где-то здесь, заперта в какой-нибудь комнате, и читает молитвы. Ты всегда был страшным лгуном и даже клеветником. Вспомни, Лукас, о бедных дочерях Эрмелиндо, которым, в конце концов, даже пришлось уйти в Эль-Грульо, потому что каждый раз, стоило им выйти на улицу, люди начинали напевать ту песню про «голубок» – и только из-за того, что ты выдумал этот слух. Тебе ни в чем нельзя верить, Лукас Лукатеро.
– Выходит, и в Амулу мне идти незачем.
– Ты заранее исповедуешься, и все будет в порядке. Когда ты в последний раз исповедовался?
– Ох, лет пятнадцать назад. Когда меня чуть не расстреляли кристерос. Приставили карабин к спине, силой затолкали к священнику, и я тогда от страху нарассказывал о таких грехах, которых никогда и не совершал. Так сказать, исповедовался про запас.
– Не будь ты зятем Святого Младенца, мы бы не стали искать тебя и уж тем более о чем-то просить. Ты всегда был настоящим пройдохой, Лукас Лукатеро.
– Неспроста же я был помощником Анаклето Моронеса. Уж кто действительно был дьяволом во плоти, так это он.
– Не богохульствуй.
– Вы ведь и не знали его.
– Мы знали. Знали как святого.
– Но не как торговца святыми.
– Что же ты такое говоришь, Лукас?
– Вы просто не знаете. Но раньше он торговал святыми. На ярмарках. На папертях. А я носил за ним мешок.
Так мы и ходили вдвоем – друг за дружкой, от деревни к деревне. Он шел впереди, а я тащил мешок с книжонками – девятидневными молитвами святому Пантелеймону, святому Амвросию и святому Паскуалю, и весил тот мешок под два пуда.
В один из дней нам повстречались паломники. Анаклето стоял на коленях над муравейником и учил меня, как прикусывать язык, чтобы не кусали муравьи. Рядом проходили паломники. Они остановились поглядеть на это чудо и стали спрашивать: «Как это ты умудряешься сидеть верхом на муравейнике и тебя не кусают муравьи?»
Тогда он сложил руки крестом и начал рассказывать, что он только что из Рима, откуда везет срочное послание, и что он хранитель одной из щепок, оставшихся от Святого Креста, на котором был распят Христос.
Они подняли его на руки и понесли прочь. Несли на руках до самой Амулы. А там пошло уже что-то совсем несусветное: люди толпами падали ниц перед ним и молили о чудесах.
Так все и началось. А я только и делал, что с открытым ртом ходил вокруг и смотрел, как он дурит головы толпам паломников, которые приходят ему поклониться.
– Ты настоящий выдумщик, а самое главное – богохульник. Кем ты был, пока не познакомился с ним? Свинопасом. А он сделал тебя богатым. Дал тебе все, что у тебя есть. Хотя бы в благодарность за это ты мог бы сделать милость и сказать о нем доброе слово. Неблагодарный.
– Почему же. Я благодарен ему за то, что не помираю с голоду. Но это ведь не отменяет того, что он был настоящим дьяволом. И остается им до сих пор, где бы ни находился.
– Он на небесах. Там, среди ангелов. Вот где он, нравится тебе это или нет.
– Про небеса не знаю. Знаю только, что одно время он сидел в тюрьме.
– Это было давно. Оттуда он сбежал. Исчез без следа. А теперь он на небе – телом и духом. И оттуда, сверху, ниспосылает нам свое благословение. Девушки, на колени! Прочитаем «Покаянную», чтобы Святой Младенец вступился за нас.