Пеленнорские поля
Шрифт:
– Ты изменился, – сказал я, наконец.
Когда я видел Сагира в первый и последний раз, он был меньше. Вася Ложкин, в чье тело вселилось нечто, случайно выпущенное мной из черного фолианта, был рослым, но довольно щуплым. И крылья Сагира казались тогда не такими внушительными. В них зияли прорехи, оставленные не то стрелами, не то мечами. Но уже тогда в нем угадывалась невероятная сила. Я хорошо помнил, как одним движением черное существо, появление которого стало для меня полной неожиданностью, вынесло оконную раму вместе с креплениями и исчезло в небесах, всего пару раз взмахнув крыльями.
– Да, ты видел меня
– Моложе? – неуклюже попытался пошутить я.
– Не сломленным.
Я опустил голову, чтобы не встречаться с ним взглядом.
– Не потерянным.
– Да… – прошептал я.
– Не отчаявшимся.
– Да…
– Не сомневающимся!
От этого существа нельзя было скрыть ничего. Да я и не собирался. Не собирался чертить пентаграммы, играть в могучего повелителя демонов, диктовать Сагиру свою волю. Какая пентаграмма способна была бы удержать его? Какое заклятье он не прочел бы в моей голове раньше, чем оно хотя бы сумеет там оформиться?
"Никогда и ничего не просите, никогда и ничего, особенно у тех, кто сильнее вас, сами все предложат и сами все дадут". Так, кажется? Мне оставалось только просить.
– Сагир, – я заставил себя поднять голову и снова посмотреть в его алые глаза через пламя костра. – я хотел бы попросить тебя исполнить мое желание.
– А с чего ты взял, что я сделаю это? – усмехнулся он.
– Год назад, на этом самом месте, ты исполнил желание одной девушки. Так почему бы тебе и не исполнить мое?
– А, воробушек в синем пальто… – Сагир улыбнулся, отнюдь не саркастически или кровожадно, видимо эти воспоминания были ему приятны. – Интересно, она прямо так тебе и сказала? "Я пожелала, чтобы Сагир забросил меня в мир, где опасность ждет меня на каждом шагу, а потом еще и наводнил этот мир живыми мертвецами, укус которых превращает тебя в одного из них?"
– Нет, не так, но…
– Именно что не так. Скорее это она стала инструментом для исполнения моего желания. Мне было скучно, я хотел развлечься, и Катя развлекла меня. А что благодаря этому она заглянула в собственную душу и многое там нашла… Ну, так уж получилось.
Я согласно кивнул. Да, после той ночной встречи с Сагиром, о которой Катя рассказала мне, а я, с ее согласия, облек эту историю в рассказ "Кривая Лапка Енота", она действительно сильно переменилась. Стала сильнее, прямее, жестче. Но я видел, что Сагир лишь играет со мной. Может он, конечно, и развлекался, перенося Катю в мир с ковбоями, индейцами и восставшими мертвецами, но делал он это не для себя, а для нее. Он исполнял ее желание, пусть и неосознанное, а увиденное в ее душе.
– Ладно, пусть так, – согласился я, постепенно отходя от первоначального шока. Мой язык снова слушался меня, и я садился на любимого конька. На переговоры! Этим я зарабатываю на жизнь, этим живу, и от моего умения договариваться сейчас зависит моя жизнь. Нет. Моя смерть! – Но мое желание ты должен исполнить. Даже три!
– Вот значит как, да? – усмехнулся Сагир, снова пряча глаза под поля шляпы. – А можно узнать, почему?
– Ты же джинн! А я – освободил тебя! Значит, у меня есть право на три желания.
Сагир расхохотался. Громко и раскатисто зашелся в припадке гомерического хохота,
Огонь окутал Сагира, закручиваясь вихрем вокруг него. Разожженный мной костер не мог так гореть, не мог давать такое высокое и жаркое пламя. Так горит канистра бензина, так горит груда сухой фанеры, но никак не несколько толстых веток, до этого дававших ровное и теплое пламя, высотой от силы в полметра.
– Ты все еще думаешь, что можешь мне приказывать? – голос Сагира гремел громовыми раскатами и звенел силой. В нем слышалась мощь, которой не осталось равных на просторах нашего мира.
– Лишь один человек смел отдавать мне приказы! В вашу, людскую историю он вошел как пророк Сулейман! Не возомнил ли ты себя равным ему?
Я молчал. Я видел дым, поднимающийся от моих колен, на которых плавились джинсы. Чувствовал боль, расползающуюся по лицу – кожа на нем еще не горела, но собиралась вот-вот заняться. Обонял запах плавящегося пластика очков, запах горящих волос, своих волос, но молчал.
Огонь спал также стремительно, как и взметнулся вверх. Плавным и грациозным движением Сагир снова опустился на землю напротив меня, и когда он заговорил вновь, в его голосе уже не слышалось ярости и грома.
– Тяжело с вами.
– С нами? – переспросил я, потушив ладонью огонек, танцевавший на моих штанах. Лицо пылало жаркой болью и, скорее всего все было покрыто волдырями, а бровей и ресниц я, наверное, лишился начисто, как и части волос на голове. – C людьми?
– Нет. С дураками вроде тебя, ищущими смерти. Вы ничего не боитесь, ничего не слышите. Я ведь мог сжечь тебя заживо, и ты бы принял это как должное.
– Потому что мне уже все равно, – подтвердил я.
– Нет, тебе не все равно. Было бы все равно – ты бы взрезал вены у себя дома в теплой ванне, а не стоял тут ночью, в лесу, выкрикивая мое имя.
– Да. Ты прав. – Боль утихала. Может быть, ожог был не таким уж и сильным, как мне показалось, а может быть, Сагир постарался.
– Но ты достаточно упрям, чтобы принять мучительную смерть от огня, хоть ты и хотел попросить меня о совсем другой.
– Так ты исполнишь мое желание?
От улыбки Сагира у меня на затылке зашевелились волосы.
– Люди… – протянул он. – Как вы любите придумывать себе сказки про то, чего так боитесь! Вы рассказываете друг другу сотни анекдотов про Ад и Сатану, и Ад в них комичен, а Сатана – смешон. Вам что, не так страшно умирать, вспоминая эти бесчисленные шутки? А эта сказка про то, что освобожденный из заточения джинн обязан выполнить три желания своего спасителя? Наверняка тот, кто выдумал ее, однажды столкнулся с джинном лицом к лицу. Вот как ты сейчас! И испугался так, что чтобы забыть этот ужас, ему пришлось выдумывать сказку, в которой джинн – не только не страшен и не опасен, но еще и вынужден служить человеку.