Пепел Асгарда
Шрифт:
Так что же станет делать она сейчас, найдя отца, получив меч, достойный валькирии, но не зная и не понимая замыслов «великого Одина»?
Райна даже помотала головой, невольно вспомнив чародейку Клару Хюммель, «кирию Клару», как называла её валькирия, сама признавая главенство Боевого Мага в их походах. У Клары всё получалось легко, просто и понятно. Она не знала, что такое настоящее одиночество, она не умела ждать веками, тысячелетиями, стирающимися в пыль бесконечными вереницами дней, она была девочкой, ребёнком, однако валькирия находила справедливым, позволяя чародейке командовать ею.
Одна Клара Хюммель в бою могла сделать больше, чем все сёстры Рандгрид, окажись они вдруг все снова вместе на бранном поле.
Воительница Райна выучилась терпению. И сейчас, сидя за спиной отца верхом на восьминогом Слейпнире, она вновь ждала. Ждала, хотя раньше была уверена, что теперь-то её ожидание точно кончится.
– Помнишь, дочка?
Слейпнир застыл посреди пустого серого пространства. Ни деревьев, ни травы, ни даже хоть какого неба над головами – рваная серая пустота, где в прорехи тупо пялится чернота вечной ночи. Нет солнца, но остался невесть откуда льющийся свет.
Райна нагнулась. Зачерпнула пригоршней тонкую серую пыль.
Нет, не пыль – пепел. Додревний, он так и лежал здесь, словно не поливало его дождями и не проносились тут ветры.
А может, и впрямь не проносились? И дождь не касался мокрой своей ладонью проклятого Молодыми Богами места?
Валькирия разжала руку, пепел лёгким облачком сорвался с ладони, поплыл вниз, лежать дальше, наверное, до самого скончания времён.
Отец больше не может отмалчиваться. Они тут одни, пространство вокруг них мертво, мертво и пусто так, как никогда не будет пространство даже самого безжизненного и необитаемого мира. Здесь с самого падения Асгарда не было ни живых, ни мёртвых, ни тех, что во плоти, ни бестелесных. Ни духов, ни призраков, ни существ с просторов Упорядоченного. Только воздух, свет и пепел.
Да ещё стоглазая темнота.
Валькирия обошла неподвижного Одина, погружённого в неведомую думу, взглянула отцу прямо в лицо.
– Пепел Асгарда, я понимаю. Нетронутый, здесь, на равнинах Иды, он, похоже, так и лежал с того самого дня. А больше тут ничего нет, Ямерт постарался на славу. Зачем мы пришли сюда?!
Она уже почти не сдерживала гнева.
Один повернулся к дочери, усмехнулся в седые усы.
– Теперь я тебе могу сказать кое-что. Не всё, но многое. Ты права, здесь пусто так, как, наверное, только на самых границах Упорядоченного. Ямерт выжег здесь всё и вся, не пожалел даже мелких стихийных духов. Здесь нас некому слушать.
– А там, в Альвланде, значит, слушали?
– И слушали, и слышали, дочь моя. Оттого я и говорил так, как говорил. Слово Древнего Бога разносится куда шире, чем мне бы того хотелось.
– Кристаллы альвов настолько могущественны?
– Весьма. Особенно если все лучшие их чародеи только ими и занимались в те дни.
– Что же они узнали?
– Только то, что я им позволил узнать. Альвы самоуверенны и горды, я бы даже сказал, закостенели в гордыне, хотя подобная речь более подходит слугам Спасителя. Их легко сбить с толку, если об этом помнишь.
– Хорошо, хорошо, пусть их, альвов, – теряла терпение валькирия. – Что делать нам теперь, нам с тобой, отец, когда мы встретились?
– По-моему, это совершенно ясно, – пожал плечами Один. – Зачем бы ещё мне тащить тебя сюда? Не только ведь ради того, чтобы поговорить в том месте, где нас не слышат. Здесь будет наш новый дом, Рандгрид. Пришла пора восстанавливать Асгард.
Валькирия Рандгрид бросилась бы отцу на шею, забыв обо всём. Воительница Райна присела на корточки, вновь набрав пригоршню невесомого пепла и давая ему стечь вниз тонкой струйкой.
– Асгард? Для нас одних? Боюсь, там будет пустовато, отец. Без залов Тора и Фрейи, без радужного моста, без Молчаливого Аса, без доброй Йорд, без гордой Фригг, без… без развесёлого Локи. Без эйнхериев, волков и вранов, без великого древа. Это будет не дом, а надгробие, отец. Склеп, где поселятся одни лишь бесплотные голоса.
– Уж не постигала ль ты искусство стихосложения, коротая долгую стражу? – усмехнулся Один. – Твои сомнения похвальны, Рандгрид. Ты выучилась размышлять. Конечно, никому не нужен пустой Асгард, и мне меньше всех. Для чего возводить нагие стены?
Мороз продрал по спине далеко не робкую валькирию. Было в словах отца что-то, заставлявшее вспомнить день Боргильдовой битвы, но совсем, совсем с иной стороны…
– Но… кто же… поселится в них? – выдавила она наконец.
– Те, кому и достойно, – отрезал Отец Богов. – Кто жил в них и прежде.
Валькирия отступила на шаг – во взгляде отца билось пламя, куда жарче того, что жило в горнах Оружейницы. Он говорил сейчас о запретном, о невозможном, о самом своём заветном, пронесённом через тысячелетия, желании, жестокой жажде, иссушившей грудь; но, кроме этого окровавленного чувства, чувства истинного, бывалой воительнице чуялось там и что-то ещё, второе дно, она только не могла понять, предназначенное ли ей или кому-то иному…
– Отец, асы и асиньи мертвы… мои сёстры… мертвы все эйнхерии… Даже Хель больше нет. Даже остальных детей Локи…
– Боги не умирают, – громко бросил Отец Дружин. – Тем более Древние боги. Разве простой стали или магии под силу загасить искру, выдохнутую самим Творцом?
– Молодые Боги тоже исходили от Него… – слабо защищалась валькирия.
– И что? И им дана была власть гасить, обращать в ничто Его дыхание? – наступал Старый Хрофт.
– Н-не знаю, отец… не ведаю… и кто может ведать?
– Я! – рыкнул Один. – А если в чём-то сомневаешься, спроси у Мимира. Испей из его источника. Ничто не уходит из Упорядоченного в Хаос. Асам и асиням, моим детям было некуда деться. Подобно тому, как души павших уходили в Валгаллу, на поля Фрейи или в Хель, так же ушли и Древние Боги. Они здесь, Рандгрид, они рядом, только мы пока не знаем, где именно. Быть может, ответ даст Великий Орлангур. А быть может, его брат, Демогоргон. Кроме как у него, быть им, на самом деле, негде.
– И… и что? – пролепетала Райна. Отец был сейчас поистине страшен.