Пепел богов. Трилогия
Шрифт:
Такшана Кай заметил сразу. Тот сидел через стол за спиной охотника и вместе с тремя палхами трудился над запеченным с горохом поросенком. Видно, переговоры с людоедами велись в самом городке, к тому же в самом дорогом его трактире. Что ж, хотя бы не ели человечину, и на том спасибо. Кроме компании Такшана в трактире явствовали еще две. Близ стойки тянули вино из кубков и теребили пальцами жареную речную рыбу четверо ловчих или гвардейцев, а за столом в дальнем углу вели тихую беседу под горячий ягодный отвар две женщины и двое мужчин. Один из мужчин, на голове которого красовалась сплетенная из светлых волос коса, сидел к Каю спиной, еще один, коротко остриженный рыжеволосый крепыш с выправкой гвардейца, показался Каю знакомым, но двух ярко раскрашенных весьма красивых женщин, по виду гулящих, он видел впервые.
Вдоволь накрутившись головой и так и не определившись, кто является источником его жажды, Кай все-таки склонился к тому, что, скорее всего, красавица за стойкой, но уверенности не приобрел. К тому же с каждой минутой жажда становилась слабее, но не потому, что и в самом деле слабела, а потому, что захлестывала ненависть к Такшану.
— Еды и вина! — выкрикнул Кай как выпивоха, который успел захмелеть неизвестно где, но заглянул, чтобы «догнать» опьянение в первый попавшийся «другой» трактир. — Еды и вина! — повысил голос Кай и выложил на стол меч в ножнах, потому как ни повар, ни девица не поспешили к нему с заказом, а служек в ночное время в трактире видно не было. — Еды и вина! — наконец ударил кулаком по столу Кай и тут же сыпанул горсть серебряных монет. — Или тут думают, что у меня нет денег?
Ловчие оторвались от рыбы, покосились на буяна с презрением, красавица за стойкой с отвращением сплюнула, а повар вытер руки тряпицей и заковылял к посетителю. Девицы со спутниками не обратили на Кая никакого внимания, но Такшан и палхи его услышали. В этом Кай мог поклясться, хотя и не оборачивался больше.
Повар принял заказ и, дабы угомонить недовольного гостя, выполнил его сразу. Положил на блюдо горсть каши, ложку овощей, несколько кусков козлятины, подхватил у красавицы кувшин вина, кубки и все это без лишних слов водрузил на стол перед Каем.
— Деньги сразу! — строго сказал Кай, откатил нужное количество монет, добавил серебряный «за разбитую посуду и мебель», еще один серебряный от пьяной щедрости, собрал остальное и тщательно привязал к поясу. Затем наполнил кубок, поднял его, проорал на весь зал:
— За то, чтобы все тати, а особенно кусатара и лами, поскорее сдохли!
Выпил и ударом о стол расколотил кубок вдребезги.
Четверка с гулящими прекратила беседу. Ловчие потянулись к рукоятям мечей. А Такшан через секунду уже стоял за спиной Кая.
— Что ты сказал, урод? — прошипел он на ухо наглецу.
— Это точно! — громко ответил Кай, медленно поднимаясь из-за стола. — Потому как каждый из нас однажды уродился на этот свет, поэтому каждый из нас в каком-то смысле урод. Но некоторые уродливее других. Особенно те, кто уничтожают благословенный Текан. Гиены уже нет, сожжена, и орды кусатара и лами топчут гиенские земли. А может быть, даже уже и жгут Намешу и Хилан.
Кай подобрал меч, икнул и сделал шаг назад.
— Ты, приятель, повинен в этом вдвойне. Конечно, руки у тебя не столь длинны, как у кусатара, но длиннее, чем у меня. Зато уж брови у тебя кусатарские, тут не скажешь ничего. А вот спина и стать от лами. Похоже, ты полукровка. Беды в том особой нет, но вот никак не могу понять, если бы твоя матушка спуталась еще и с палхом, твой лоб зарос бы волосом до самых бровей?
Такшан уже кипел от ненависти. Он разорвал бы Кая на части сразу, но ловчие не сводили с собеседников глаз.
— Мы за границей Текана, — прошипел Такшан. — Тут оскорбление карается смертью. За разбитую посуду и мебель, как я слышал, ты уже заплатил? Но монеты у тебя остались, так что на похороны хватит. Назови имя своего отца, придурок, потому что я не хочу знать твоего имени, и умри! Мое имя — Такшан!
Вызов на схватку Такшан исполнил по всем правилам. Кай, пошатываясь, отошел еще на шаг, раскланялся во все стороны всем, кто был в зале, потому как все смотрели теперь только на него, и прокричал:
— Вольный человек без имени, сын лекаря Хаштая принимает вызов мерзавца Такшана, до имени отца которого нет никому никакого дела, на схватку до смерти одного из ее участников. Я правильно все сказал?
Он посмотрел в затянутые бешенством глаза Такшана и добавил:
— Ты сам-то знаешь, кто твой отец?
Наверное, Такшан все-таки что-то понял. Но его уже ослепила ненависть, да и слишком соблазнительным было зарубить пьяного молодого наглеца, который даже не успел вытащить из ножен меч. Но когда он узнал Кая и ненависть в его глазах сменил ужас, было уже поздно.
Кай выдернул меч из ножен мгновенно. Тут же скрестил его с клинком работорговца, затверженным наизусть приемом отправил меч противника в полет к дубовым балкам, тут же перерубил горло Такшану и, пока все взгляды провожали летящий меч, метнул нож в обернувшего человека со светлой косой. Нож вошел в глаз светловолосого по рукоять. Он захрипел и падал в собственную черную кровь уже мертвым.
Кай узнал его во время схватки. Это был Анниджази. И источник жажды Кая находился за его столом. Охотник поймал за рукоять меч Такшана, дождался, кода один за другим упадут на пол тела торговца и светловолосого, и, под сменившие восторженные возгласы ловчих их же возмущенные крики и шипение палхов, шагнул к столу с женщинами.
Они снова вернулись к беседе, как будто Анниджази не пузырился, не исходил на полу трактира черной кровью и Кая и не было рядом. Но перед ним встал рыжий крепыш. В руках у него было странное короткое копье.
«Нет», — мотнул головой рыжий.
«Да», — кивнул Кай и замахнулся мечом.
Рыжий оказался быстрее. Он не только один за другим выбил из рук Кая оба меча, но, не двигаясь с места, сначала подбил ему обе голени, а когда Кай начал падать, добавил ударом древка копья по голове.