Пепел богов. Трилогия
Шрифт:
— И будет так до скончания этого мира, — закончила Арма.
— А вот с этим бы я поспорил, — прошептал Кай.
— Ты что-то можешь добавить? — спросила Арма.
— Не многое, потому что многого я так пока и не понял, — признался Кай. — Но кое-что добавлю. Сиват — и есть правитель Пустоты. Точнее, его тень, его голос, его пепел, потому как тот ужас, который правит Пустотой, смог бы поместиться в Салпе, только если бы сожрал ее вместе с горами и реками и вырыл бы себе огромную яму. Ишхамай, с убийства которой всё началось, не вполне убита. Она одновременно и мертва и жива. Она с двух сторон. Думаю, что именно она тот самый отпрыск, который однажды может отнять у Сивата Пустоту.
— Она дочь Сивата? — воскликнула Арма.
— Нет, — задумался Кай. — Она дочь Асвы. Но…
Кай некоторое время молчал, потом добавил:
— Но я не уверен в этом. Я долго думал и теперь еще думаю об этом. Боюсь, что все это произошло в том числе и потому, что каждый из шести богов-мужчин мог считать себя ее отцом. И она может оказаться моей сестрой.
— Твоей сестрой… — прошептала Арма.
— Да, — медленно выговорил Кай, — сестрой, которую я ненавижу изо всех сил.
Он положил руку на туварсинский браслет.
— А кто ее мать? — спросила Арма.
— Думаю, что Хара, — ответил Кай.
— Фу, — выдохнула Арма, — ну хоть я-то с нею не в родстве. Хотя я могу понять всех шестерых.
— Они все были там, — задумался Кай. — Все сели в приготовленную им ловушку. И Хара села, пусть она и прикидывается иногда мерзким стариком. Издевается так над остальными. Почему они пошли на это? Только потому, что все или почти все имели связь с Харой. Даже женщины. А уж мужчины точно могли предполагать, что Ишхамай может оказаться дочерью каждого, пусть даже отцовство взял на себя Асва. И все или почти все знали, кто убил Ишхамай. Мне иногда кажется, что они предчувствовали и последующее заточение, но все равно сели. Может быть, они что-то замышляли, но Сиват оказался хитрее.
— Кто убил Ишхамай? — спросила Арма.
— Сакува, — ответил Кай.
— Собственную дочь? — поразилась Арма.
— Если она была его дочерью, — ответил Кай. — Он говорил, что ударил ее, но не убивал. Что она уже была мертва. При этом она все еще жива. Хотя я уже запутался с этими порождениями Пустоты.
— Но разве Сакува и Хара порождения Пустоты? — не поняла Арма.
— Я бы сам спросил их об этом, — ответил Кай. — Но как? Сиват перехитрил всех. Он вычертил точно такой же рисунок в Пустоте. На собственной спине вычертил. И когда ударил вот этим ножом, — Кай нащупал на груди каменный нож, — тело Ишхамай, то пронзил не только его, но и плоть обоих миров. И кровь двенадцати, побежавшая по магическим линиям, побежала не только в Анде, но и в бездне Пустоты. И если бы не моя мать, здесь бы уже была вторая бездна.
— Что она сделала? — спросила Арма.
— Она правит кровью, — ответил Кай. — Кровью и страстью. Ее силы, даже стиснутой заклинанием, хватило, чтобы обратить кровь в кристаллы. Высушить ее. Заклинание остановилось. И Салпа стала тем, что она есть. А двенадцать стали пленниками.
— Но если бы она не остановила заклинание? — сдвинула брови Арма.
— Тогда двенадцать были бы уничтожены, — ответил Кай.
— И ты хочешь довершить замысел Сивата? — предположила Арма. — Или замысел двенадцати?
— Я не знаю замысла двенадцати, — ответил Кай. — Но моя мать тысячи лет думала над тем, как освободиться из плена. Возрождалась в телах обычных людей Салпы и думала, возвращалась в узилище и думала. Только из-за этого и я появился на свет. Ставки высоки, Арма. Если у меня ничего не получится, то ей не просто придется начинать все сначала. Возможно, ей и остальным не придется уже больше ничего.
Наступила тишина. Под столом сопел Эша. О чем-то негромко переговаривались у двери Тарп и Кишт. Стонал во сне Шалигай. Дышали ровно Теша и Илалиджа.
— Что ты должен сделать? — спросила Арма.
— Дойти до Храма и оживить кровь в линиях заклинания, — ответил Кай. — В моей крови не только кровь Сакува и Эшар, она впитала в себя кровь всех двенадцати. Я должен рассечь себе ладонь этим ножом и пролить ее на рисунок.
— Почему именно этим ножом? — спросила Арма.
— Думаю, что он сделан из камня, принесенного из Пустоты, — сказал Кай. — Это важно. Дотянуться до Пустоты можно только этим ножом. А оживить нужно оба рисунка. И завершить — оба заклинания. Я так думаю. Иначе, зачем мне привиделось, куда его отбросил Сиват?
— И все закончится?
— Заклинание завершится, — кивнул Кай.
— Илалиджа тоже хочет, чтобы оно завершилось, — заметила Арма. — Я не верю, что Пустота желает добра Салпе.
— Хотя бы до Анды она нам нужна, — скрипнул зубами Кай. — А там… посмотрим. Может быть, ты мне что-то подскажешь, или моя мать даст мне какой-то знак, или Шалигай достанет что-то из тайника в уцелевшей руке. Посмотрим. Перед нами еще пять сиунов и неизвестно сколько лиг. Или когда ты вступаешь в схватку, ты всякий раз знаешь каждое свое движение заранее?
— Послушай, — она понизила голос, — а тебе очень больно?
— Я привыкаю, — ответил после долгой паузы Кай. — Почти привык уже. Хотя если бы не тот лоскут на спине, сейчас бы, наверное, выл бы и катался по полу.
— Но эта боль не помешала бы тебе… — начала Арма.
— Я доберусь до Анды, даже если буду пылать в пламени, — твердо сказал Кай.
— Хватит уже пламени, — прошептала Арма. — Лучше обратиться к страсти, которой должна была наградить тебя матушка.
Она потянула шнуровку на рубахе. Он замер, протянул в темноте руку, коснулся ее груди, заставив задышать часто и глубоко.
— А тебе не будет противно? — спросил негромко.
— Какой же ты дурак, — прошептала она.
Глава 23
РУИНЫ
Отряд вышел из трактира ранним утром. Никто не обмолвился ни словом, лишь Кай усмехнулся, глядя на Илалиджу, Тешу и Шалигая, которые стали держаться вместе:
— Ловчих Пустоты снова трое?
Илалиджа ничего не сказала, только пересчитала стрелы в туле и покачала головой — стрел оставалось мало. Арма оглянулась. Лошадь осталась у коновязи. Кай отдал ее трактирщику в качестве платы. За мешки, одежду и припасы он заплатил серебром. За доспехи трактирщик попросил лошадь. На вопрос Кая, что там на третьей дороге, ответил мрачно одно: