Пепел и алмаз
Шрифт:
Отступил он слишком поспешно и слегка задел спутницу адвоката.
— Простите, — смущенно пробормотал он.
И, подойдя к зеркалу, окинул себя оценивающим взглядом. Все в порядке. Небрежным жестом пригладил волосы, поправил галстук. Но чувствовал он себя не так уверенно, как бы ему хотелось. Его тревожило, нет узнал ли его Краевский. По-видимому, нет. Но когда он уже хотел пройти в ресторан, то в глубине зеркала увидел Краевского, который что-то шептал своей даме, и инстинктивно почувствовал, что говорят о нем. В самом
Древновский побледнел, сжал кулаки и еще раз поправил галстук. В зеркале отражались любопытные, насмешливо улыбающиеся лица. Теперь не могло быть никаких сомнений. Они нисколько не стеснялись и почти что показывали на него пальцами. Это подействовало на него отрезвляюще. Он медленно отвернулся от зеркала и, направляясь к двери, бросил на веселую компанию мимолетный равнодушный взгляд. Когда он проходил мимо, шепот прекратился, и Древновский воспринял это как свою победу. Он презирал всех этих людей, они не стоили ненависти.
Так называемый зал для банкетов помещался в глубине ресторана, и, чтобы попасть туда, надо было пройти через общий зал. Это было низкое, не очень большое помещение с возвышением для оркестра, местом для танцев и столиками по бокам. Сейчас здесь было людно, шумно и накурено, а большинство столиков занято. Направо, в маленьком зале, похожем на мрачный, таинственный грот, помещался бар, в это время еще пустой. Настоящее веселье начиналось позже.
Оркестр играл популярную перед войной «Ослиную серенаду», и, чтобы пробраться на другой конец зала, Древновскому пришлось лавировать между танцующими. Вдруг кто-то схватил его за локоть. Это был Грошик, репортер «Островецкого голоса», маленький, чернявый человечек с помятым, прыщеватым лицом.
Древновский недолюбливал Грошика, хотя знал его, собственно, больше со слов Свенцкого, который был знаком с Грошиком еще до войны и даже работал с ним в одной столичной бульварной газетенке. Свенцкий не любил распространяться о своем прошлом, но о Грошике всегда отзывался с презрением, как о жалком писаке и пьянчуге.
Грошик был, как водится, навеселе. Он слегка покачивался на коротеньких ножках, а его маленькие, беспокойно бегающие глазки были прищурены.
— Добрый вечер, — холодно поздоровался с ним Древновский. — Развлекаетесь?
Грошик скривился.
— В этом-то бардаке?
Он пошатнулся и снова ухватил Древновского за локоть. Тот грубо оттолкнул его. У Грошика был неопрятный вид: грязная, мятая рубашка, куцый поношенный пиджачишко.
— Вам здесь не нравится? Такое изысканное общество, красивые женщины…
— Бардак! — повторил Грошик.
— Вы неправы. — И прежде чем тот успел что-либо сказать, протянул руку. — Простите, но я должен с вами проститься. Мне некогда.
Грошик,
— Куда это вы спешите? На пожар, что ли?
— Простите, но я здесь по делам службы…
Грошик покачал головой.
— Я вижу, уважаемый магистрат не жалует прессу…
— Я не в курсе дела, — холодно отрезал Древновский.
— Неужели? А приглашеньице-то на банкетик не прислали.
— Редактору Павлицкому приглашение послано, — официальным тоном сказал Древновский.
— Павлицкому, Павлицкому, а Грошик что — пустое место?
— Простите, но список гостей составлял сам бургомистр.
— Вот, вот! — воскликнул Грошик. — Коллега Свенцкий.
Древновский смерил его строгим взглядом.
— Бургомистр Свенцкий.
Репортер внезапно протрезвился. Он выпрямился и взглянул на Древновского насмешливо и с любопытством.
— Что вы на меня уставились? — Древновский недовольно передернулся.
Грошик почесал нос.
— Так, подумал об одном деле, которое может вас заинтересовать…
— Меня? Боюсь, что вы ошибаетесь. — Но на всякий случай спросил: — Что же это за дело?
Грошик, продолжая чесать нос, посмотрел на потолок.
— Какое дело? Как вам сказать? Ну, к примеру, возьмет вас Свенцкий с собой или нет? Интересная проблема, не так ли?
Древновский вздрогнул.
— Возьмет? Куда возьмет? Что вы хотите этим сказать?
Репортер захихикал и сделал движение, словно хотел ускользнуть. Теперь его, в свою очередь, задержал Древновский.
— Вам что-нибудь известно?
— Ба! — ответил тот. — Мне да неизвестно.
— Что вы, черт возьми, знаете? Говорите, в конце концов!
Грошик задумался.
— Ну? — торопил его Древновский.
Грошик покосился на бар и, прежде чем Древновский опомнился, проскользнул мимо него и потрусил в ту сторону.
— А, черт! — выругался Древновский.
Он посмотрел на часы: без четверти девять. В его распоряжении было не больше пяти минут. Сообразив это, он побежал за Грошиком.
В баре было пусто и уютно. Буфетчица, хорошенькая девушка со светлыми, пушистыми волосами, разговаривала с единственным посетителем. Это был Мацей Хелмицкий. Появление Грошика и Древновского явно не обрадовало девушку. Хелмицкий тоже косо посмотрел на них.
— Это что за тип? — шепотом спросил он, указывая глазами на Грошика.
Но к стойке подошел Древновский, и она не успела ответить.
— Две чистые, пожалуйста.
Грошик уже взгромоздился на высокий табурет.
— Две большие, панна Кристина! — уточнил он.
Буфетчица вопросительно посмотрела на Древновского. Тот был на все согласен, лишь бы поскорей.
— Давайте большие.
— И порцию грибков, панна Кристина, — прибавил Грошик. — У них тут такие грибочки — пальчики оближешь.