Пепел и пыль

nastiel

Всё, на что меня хватает — это поднять в воздух оттопыренный в кулаке большой палец и произнести:

— Круто.

— Это ещё не всё, — тем же будничным тоном продолжает Эдзе. — Ребята из прошлого попадут сюда, в ваши тела. Их надо будет оградить, чтобы они не нанесли вред ни себе, ни окружающим.

— И как вы это сделаете?

Эдзе хмыкает. Моё сомнение в его способностях явно только веселит мага.

— Как, ты говоришь, тебя зовут? — вдруг спрашивает он.

— Слава.

— Вот что, Слава. Скажи Лукасу,

что мне нужно ещё одно помещение: большое и скрытое от посторонних глаз.

— Тюрьма сойдёт? — прикидываю я, вспоминая место, где первое время содержали пиратов. — Точнее, не тюрьма, а подвал.

— Отлично, — кивает Эдзе.

Несмотря на наш диалог, мы друг на друга не смотрим. Эдзе увлечён своей работой, и я его работой тоже.

— Это человеческие кости? — спрашиваю я, когда Эдзе берёт одну, кладёт в деревянную посуду и, ловко орудуя толкушкой, превращает её в порошок.

— Как твои друзья тебя терпят? — поднимая на меня глаза, спрашивает он. — Столько вопросов, и ни одного собственного ответа.

— Это называется «любознательность», — вставая на собственную защиту, я выпрямляю спину, чтобы казаться более уверенной.

— А мне казалось, что глупость.

— Чтоб вы знали, это я предложила переместиться в прошлое, чтобы остановить Христофа.

Платина в глазах Эдзе темнеет на пару тонов.

— И ты правда предполагаешь, что эта идея хороша?

— А разве нет? — я встаю с кровати. — Остановить Христофа…

— Нет, — обрывает Эдзе. Его рука на мгновение вздымает в воздух, будто он хочет бросить в меня то, что сейчас сжимает в кулаке. — Я имею в виду, неужели вы так уверены, что останавливать его вообще необходимо?

— Вы сами сказали, что Христоф сейчас зол, как чёрт, и ждать от него можно чего угодно.

Эдзе качает головой. Ещё одна прядь волос падает ему на лоб.

— Дело не в этом. Да, Христоф хочет изменить прошлое, но ради чего? — я почти отвечаю на этот вопрос, когда Эдзе делает это сам: — Чтобы спасти человечество, дать ему шанс на жизнь в более выгодном положении. Преподнести вам господство на блюдечке, если хочешь. А вы вместо этого намерены остановить его. И почему?

В этот раз я молчу, но и Эдзе тоже. Мы смотрим друг на друга некоторое время, в течение которого я отчётливо чувствую на коже холодок. В голову приходит мысль о могильном дыхании, и от этого становится не по себе.

— Вы хотите спасти своё настоящее. Тех, кто вам дорог. Это благородно, но как-то эгоистично, не находишь?

— Но естественный ход…

— Если бы ты знала, сколько раз за всю историю этот самый естественный ход вещей нарушали, ты бы не стала использовать его, как аргумент.

Не знаю, умён ли Эдзе настолько, насколько пытается казаться, но его слова имеют вес даже на слух, без доказательств. Поэтому я лишь киваю и, недолго думая, выхожу из комнаты, чтобы сказать Лукасу про просьбу его отца.

Сказать Лукасу… сказать.

Может, поэтому меня как мячик для пинг-понга и кидает из одной стороны в другую, что ни с кем до сих пор не поделилась своими переживаниями? Одно дело раз упомянуть об испуге и перевести всё в шутку, а другое — поговорить по душам…

Здесь оба моих лучших друга. И я точно знаю, что и Лия, и Кирилл обязательно меня выслушают. Но всё же думаю о Бене, который вместо того, чтобы оказать поддержку, на откровение отвечает тем же: то ли чтобы говорящему было не так уж неловко (что не очень в его стиле), то ли потому, что поделиться переживаниями первым у него попросту не хватает смелости.

***

Уже на следующий день после полудня Эдзе созывает нас в отведённый ему подвал. Как только оказываюсь внутри, сразу вижу изменения, которые он привнёс в местный интерьер. В центре появились три круга, края которых обозначены мелом и воткнутыми в определённые точки костями — по пять на каждый круг.

— Это ещё что за чёрт? — спрашивает Бен, едва все успевают переварить увиденное.

— Ловушки, которые не дадут прибывшим из прошлого набедокурить здесь, в будущем, — спокойно отвечает Эдзе. — Только они ещё не готовы.

Эдзе осматривает нас, пока молча стирает с рук следы мела.

— Нужно наше участие? — первым догадывается Ваня.

— Можно и так сказать. Вы уже определились, кто именно отправится в прошлое?

— Доброволец, — декларирую я, поднимая руку.

— Отлично, — кивает Эдзе.

Не успеваю сообразить, как в его руках сверкает что-то блестящее. В ту же секунду чувствую сначала сильную хватку холодных пальцев на своём запястье, а затем острую и дикую до брызнувших слёз боль в ладони.

Сложно прикинуть, насколько глубок порез, но кровь почти сразу начинает орошать пол подо мной.

— Какого чёрта! — взвизгиваю я.

Эдзе, не давая опомниться, свободной от кинжала рукой хватает меня за шкирку и тянет к ловушке. Никто не пытается мне помочь. Я хочу глянуть на ребят, но не могу извернуться. Опустив меня на колени, Эдзе вытягивает мою порезанную руку и капает кровью на кости. Свечение, которое они начинают излучать, когда с губ мага срывается первое слово на неизвестном мне языке, напоминает отражённый от зеркальной поверхности солнечный свет. Оно настолько ярко бьёт в глаза, что приходиться зажмуриться.

— А теперь выпей это, — вместо того, чтобы помочь подняться, Эдзе сначала тормошит меня, призывая открыть глаза, а затем опускается рядом на одно колено и протягивает маленькую чёрную рюмку, сделанную из камня.

— Сначала порезали, теперь отравить решили?

— Я бы не стал ждать столько времени, чтобы тебя убить.

Делать нечего. Я принимаю рюмку и быстро опрокидываю жидкость внутрь. Она вязкая и солёная, словно кровь.

— Зачем это?

— Залечить твою руку и активировать чары.