Пепел и пыль
Шрифт:
Она дарит мне свою лучшую улыбку, прежде чем разворачивается на пятках и убегает в известном мне направлении — к порталу. Впервые за всё время на Лие кроссовки и джинсы вместо юбки и каблуков.
— Ты уверена, что хочешь проводить меня домой? — спрашивает Даня.
— В смысле?
Я нервничаю, поэтому путаюсь в куртке. Даня помогает мне.
— Мне кажется, тебе больше понравилось бы вернуться к своим новым друзьям и вместе с ними отправиться в бар.
— В какой ещё бар?
— «Дочери войны». Ты что,
Я пожимаю плечами. Голова в тот момент была забита более важными вещами, чем миссия, на которую меня всё равно не возьмут.
— Погоди, откуда ты знаешь, что это бар?
Лицо Дани на мгновение перекашивается.
— Пару месяцев назад. Местные новости. Пожар, — напоминает он недовольным тоном.
Ну да, точно. В одной из пивнушек закоротило проводку, в результате чего погибло несколько человек.
— Они вовсе не мои друзья, — сообщаю я. — Но да, возможно. Правда, какой смысл? Мне всё равно не позволят присоединиться к ним из-за того, что я новичок.
Даня ерошит свои волосы. Я вглядываюсь в его лицо. Что-то изменилось. Наверное, именно так выглядит человек, который только что узнал правду: это и поджатые губы от «у-меня-есть-брат-близнец», и потерянный взгляд от «моя-сестра-связалась-со-сверхъестественным», и дрожащие ресницы от «теперь-жизнь-разделилась-на-до-и-после-и-я-понятия-не-имею-что-мне-делать-дальше».
— Пойдём, — наконец произносит Даня.
Я хочу взять его за руку, но он суёт ладони в карманы куртки. Могла бы подумать, что это всё от холодного ветра, если бы была достаточно наивной.
— Что тебе рассказала Лия? — интересуюсь я в попытке наладить контакт.
— Ну, у неё было немного времени — от нашего дома до центра десять минут на автобусе, — отвечает он. — И всё же кое-что новое я узнал и о ней, и о тебе, и об этом адском логове на месте пожарной станции.
— О штабе стражей.
— Я так и сказал. — Даня ускоряет шаг, и мне приходится сделать то же, чтобы не отставать. — Значит, твой отец — избранный?
— Страж, — поправляю я.
— Ну да. И ты теперь тоже.
— Ага.
— А тот парень? Если он — такой, то и я могу быть, да?
Даня специально игнорирует имена и любые определяющие существительные, косвенно демонстрируя мне своё недовольство и, в какой-то степени, даже брезгливость. Меня всегда бесила это его привычка, но сейчас я не имею права злиться.
— Ваня тоже страж, да. Хранитель. Он очень умный, и он помогал мне всё это время. Кто-то из ваших родителей был стражем, значит, и ты тоже сможешь им стать. Просто время ещё не пришло.
— Так странно, — Даня оборачивается на меня через плечо. — Единственное, что я теперь знаю о своих настоящих родителях — это то, что они какие-то там чудики.
— Стражи, Дань! — восклицаю я. — Не чудики и не избранные, просто… Такие, какие есть. — Я хватаю
Даня сильно хмурит брови. Он едва сдерживает слёзы. Я лихорадочно пытаюсь подобрать нужные слова, но сбиваюсь, когда замечаю, что идём мы в противоположную от дома сторону.
— Стоп. Куда ты меня ведёшь?
— В бар «Дочери войны». Мне нужно больше доказательств, а тебе это, похоже, просто нужно.
Я качаю головой.
— Там может быть опасно.
Даня опускает глаза на мою руку, держащую его за ткань куртки. Я разжимаю пальцы.
— Разве тебе не всё равно?
— Там может быть опасно для тебя, — поясняю я. — Тебе нельзя идти.
— Но я уже иду.
Даня возобновляет движение. Если я не последую за ним, я буду предательницей и обманщицей. Если я скажу ему, что не хочу, чтобы он шёл со мной, я буду предательницей. Если я скажу ему, что сама не хочу идти, я буду обманщицей.
Все пути ведут к моему неизбежному поражению. Все, кроме одного.
И я молча нагоняю Даню.
***
Бар «Дочери войны» находится в том квартале Старого моста, где стоят двухэтажные дома. Несмотря на то, что одна половина из них уже заброшена, другая продолжает цепляться за жизнь прямо-таки всеми возможными способами. Выкупленная у граждан, она представляет из себя калейдоскоп сомнительных агентств недвижимости, контор по ремонту одежды и обуви, танцевальных и йога-студий, а так же питейных заведений, после посещения которых лучше обязательно наведаться к врачу.
Нам приходится несколько минуть плутать кругами, прежде чем мы находим нужный дом и нужный бар. Над металлической дверью вывеска: «Дочери войны». А сбоку, на единственном окне, табличка: «Только в эту пятницу — марафон лучших футбольных матчей этого года!».
— И что же может быть не так с этим баром? — спрашивает Даня. — Ну, кроме очевидной антисанитарии?
Он брезгливо оглядывает вывеску и морщит лоб. Нелюбовь к спортивным играм — это у нас семейное.
— Не знаю. Ты всё ещё хочешь проверить?
— А ты?
— Нас вообще туда пустят? Тебе ещё нет восемнадцати.
— А у тебя нет с собой паспорта.
— Они, наверное, попросят документы, если мы закажем алкоголь, — Даня пожимает плечами. — Так что мы можем просто выбрать что-нибудь из еды.
Мой брат — не авантюрист. То, что он делает сейчас ради меня и себя, свидетельствует об огромном желании разобраться в ситуации.
Хорошо это или плохо? Пока не знаю.
— Пошли, — произношу я.
Уверенность в голосе — только для вида. На самом деле, у меня неприятным спазмом скручивает живот. Это может быть совсем и не ложная тревога. Возможно, открыв дверь в бар, мы лицом к лицу встретимся со смертью.