Пепел к пеплу (сборник) -
Шрифт:
…Драматичное исчезновение Микки немного привело остальных участников бэнда в чувство. Тэйлор даже принес фотографию, на которой он, Рамон и Трой позировали в пропавших украшениях. Он перевернул ее, чтобы подписать, но я сообщила, что образец его почерка мне не нужен, и выдернула фото из рук.
Потом, восстанавливая этот безумный вечер в памяти, я вспомнила две вещи, к которым мне трудно было подобрать объяснение.
Во-первых, «Биг-бэнд Санни Эрла» не просто донашивал остатки былой роскоши. Их одежда, обувь, часы и украшения были новыми, модными и неимоверно дорогими не
И, во-вторых, Рамон, который постоянно задавал мне один и тот же вопрос:
– А когда его поймают, можно будет с ним поговорить, а? Просто поговорить, а?
Через минуту-другую он забывал мой ответ и спрашивал снова. Кажется, его всерьез волновал этот вопрос.
* * *
А через неделю я всматривалась в остатки татуировки на обгоревшем плече, осторожно отделяя лоскуты кожи с самыми сохранными частями рисунка. Впрочем, сомнений у меня не было с самого начала: это был Чарли Миллер, и больше никому здесь не удастся с ним поговорить. Стереомикроскопические отпечатки со слизистой гортани, трахеи и бронхов были все в копоти. У мертвецов копоть в дыхательных путях не оседает, а значит, он был жив и дышал, когда попал в свой горящий дом.
Это еще не исключало возможности, что он попал туда живым, но обездвиженным, но характерных следов связывания на руках и ногах не было.
Я попросила Эндрюса взять кровь из сердца и определить уровень карбоксигемоглобина, а сама села за стол, обложившись снимками правого запястья погибшего и атласами по однотологии.
На руке Чарли Миллера была дугообразная укушенная рана; но я не сразу смогла определить, кто именно нанес укус. Ширина повреждения и глубина вкола зубов скорее говорили о разъяренной кошке; но не было характерной для кошек «вылизанной» кожи. Мелкая декоративная собачонка или крупная кошка? Из-за того, что тело пострадало от воздействия высоких температур, определить время этого укуса можно было только очень приблизительно. Да и вообще, имеет ли этот укус хоть какое-то отношение к делу?
И тут я вспомнила, что у меня есть свидетель. Микки Роу, которого уже перевели из палаты интенсивной терапии в обычную. Если в тот вечер заметил на руке вора след укуса, я с чистой совестью могу выбросить его из головы как не относящийся к делу.
Идти беседовать с Роу мне отчаянно не хотелось, и я отправила к нему в палату Эндрюса, но тот вернулся с сообщением, что больной на процедурах. В час дня Эндрюс снова поднялся наверх, но Роу как раз делали ЭЭГ. В три часа Роу просто ушел из палаты в неизвестном направлении – скорее всего, спрятался в парке и курил.
Отсылать Эндрюса в четвертый раз мне было неудобно, я сменила халат и все-таки отправилась в терапию лично. Как оказалось, Роу продолжал быть нарасхват – у него сидело двое детективов с самой удачной фотографией Миллера. Я замялась на пороге, собираясь уйти, но Роу успел меня заметить.
– Доктор Тэйл?
Теперь обернулись и детективы.
– Я зайду позже, – извинилась я, но тот детектив,
Я рассматривала Майкла Роу так же пристально, как и он меня, стараясь не выдать моментально вспыхнувшее смущение и гнев. Роу выглядел намного лучше, чем неделю назад, хотя, конечно, найдется мало людей, которым кома будет к лицу. Смуглый тон кожи (тогда он был изжелта-бледным), черные волосы и высокие скулы вкупе с изгибом массивного носа намекали на примесь индейской крови в жилах.
– Как вы узнали, что я – доктор Тэйл? – нарушила я молчание.
Роу наконец отвел глаза.
– Ко мне четыре дня назад приходили Рамон и Трой. Они рассказали, что со мной случилось, и заодно описали девушку-патологоанатома, которая спасла мне жизнь. Кажется, для патологоанатомов это нетипичное поведение?
Я не ответила на его улыбку: представила, как именно, в каких словах описывали меня музыканты. Впрочем, неважно.
– У меня есть к вам один вопрос, – начала я. – Когда вы увидели Миллера, то есть вора, в своем номере, вы заметили у него на правом запястье след от укуса?
– Нет, не заметил, – качнул головой Майкл.
– Большое спасибо, – поблагодарила я и развернулась к двери.
– Но ведь это еще ни о чем не говорит… – медленно протянул музыкант. Я неохотно снова повернулась к нему.
– Потому что вор был в перчатках, – закончил Роу.
– О! – я снова вспыхнула от злости на себя. Что затромбировало мне мозги, когда я не додумалась до такой простой вещи? И тогда бы не пришлось ни гонять Эндрюса, ни подниматься сюда самой…
– Мне очень жаль.
– Простите, что побеспокоила, – сухо извинилась я и снова направилась к выходу.
– Доктор Тэйл, подождите! – встрепенулся Роу. Я неохотно остановилась.
– Доктор… поскольку я у вас и так в неоплатном долгу, можно вас еще кое о чем попросить? – Роу снова продемонстрировал в улыбке прекрасные зубы.
– Да? – неохотно отозвалась я.
– Мне здесь очень много чего не хватает: постельного белья, книг, смены одежды… Вы бы не могли наведаться в гостиницу и оставить им сообщение, что я прошу принести мне в больницу часть моего багажа и саксофон? Он кое-что принесли в прошлый раз, но не все…
– Играть в больнице на саксофоне у вас не получится, – заметила я.
– Я и не рассчитываю, – коротко усмехнулся Роу. – Но я хочу, во-первых, уберечь его от моих любимых коллег, а во-вторых, мне важно, чтобы он постоянно был под рукой, даже если я не могу на нем играть.
– Боюсь, у меня нет на это времени. Попросите кого-нибудь из медсестер, подкрепите просьбу пятеркой, – посоветовала я.
– Наверное, так и сделаю. Пока я дождусь, что они сами придут, я тут поседею и облысею, – Роу провел рукой по длинным смоляным прядям волос, которым уже не помешало бы мытье. – Вы знаете, они уже исключили меня из группы.
– Мне очень жаль.
– Да не о чем жалеть! – досадливо махнул рукой саксофонист. – Я и сам собирался от них уйти после первого же тура. Не хочу петь это старье…