Пепел к пеплу (сборник) -
Шрифт:
– А что, если… – медленно начала я, – если ему нужна была вещь, про которую доподлинно известно, что она принадлежала Санни Эрлу?
– Ну да, он ведь был фанат… – пожал плечами Эндрюс.
– Может он хотел не просто украсть, а украсть и продать. Тогда доказательства подлинности повысили бы цену на порядок. Или… он хотел убедиться, что ему в руки действительно попал подлинник… платок с потом тут подходит как нельзя лучше, аура запечатлена на годы, а заказать сравнительный анализ можно вполне легально… – я уже снова надела куртку и лихорадочно искала зонтик. Тот ухитрился исчезнуть, хотя я выпустила
– Ладно, черт с ним, с зонтиком. Я поехала.
– Куда?
– На яхту к Мэлоуни! Поговорю с музыкантами!
– А вас пустят? – усомнился Эндрюс. – Подождите, я с вами!
– Нет, не нужно. Вдвоем нас точно не пустят.
Выбежав на улицу, я заставила себя остановиться и немного привести мысли в порядок. Докурив вторую сигарету, я решила, что буду очень вежлива и ненавязчива. Только бы попасть на борт, и тогда, если повезет, я убью двух зайцев сразу.
* * *
Все яхты по соседству от «Элеонор» казались карликовыми утками рядом с перекормленным белым гусем. Охранник клуба пропустил меня довольно легко, но главным препятствием была охрана самой яхты.
– Пожалуйста, передайте кому-нибудь из членов группы, лучше всего Марку Тэйлору, что пришла доктор Тэйл. У меня сообщение из больницы о состоянии Майкла Роу.
– И что, доктор, вы лично шли сюда из больницы? – недоверчиво спросил охранник, продолжая перекрывать причальный трап.
Я заставила себя глуповато хихикнуть.
– Понимаете, я давняя поклонница…хотелось еще раз увидеть… Но это и вправду важно! Прошу вас, просто скажите, что пришла доктор Тэйл!
Охранник бросил на меня еще один недоверчивый взгляд, но все же позвал напарника сменить его и отправился на борт яхты. Я осталась рассматривать увешанную китайскими фонариками палубу.
Ждать пришлось довольно долго, но я не рискнула достать сигареты. Захочет ли Тэйлор со мной поговорить? Вспомни ли вообще о том, кто я? На благодарность точно рассчитывать не приходится, но, может быть, ему станет любопытно? Я нервничала все сильней и сильней, а от взгляда охранника мне хотелось отряхнуться всей шкурой, как это делает выходящая из воды собака. Господи, только бы получилось, только бы получилось…
Над бортом показалась голова первого охранника.
– Пит, открой вход, – сказал он, и Пит неохотно посторонился.
Трап был таким устойчивым и широким, что здесь прошли бы не только мои мотоциклетные ботинки, но и самые высокие шпильки; наверное, на это и было рассчитано.
На палубе меня ждал Марк Тэйлор в белом, расшитом блестками костюме. Он коротко поздоровался и повел меня на тот борт, с которого открывался вид на море. Поднявшись на еще одну палубу вверх, он подвел меня к белым кожаным креслам рядом с еще пустым баром. Надо сказать, кресла с наброшенными на них белыми пуховыми пледами в такую погоду смотрелись на борту намного уместней, чем шезлонги.
– Так что случилось с Микки? – спросил меня Тэйлор, вежливо подвинув ко мне кресло.
– Ничего, – честно ответила я. – Но Микки просит вас принести ему саксофон.
– О Господи, он и вас к этому подключил, – картинно простонал Тэйлор. –
– Нет, не знала. А вы принесли ему саксофон?
– Еще нет. Завтра после концерта непременно отнесу, – пообещал Тэйлор. Белый цвет ему шел, и сейчас он выглядел моложе и свежей. Пропал желтоватый оттенок глаз и красные прожилки в них, а волосы на этот раз были чисто вымыты и уложены в нарочито небрежную прическу. Но все равно, в Тэйлоре проглядывала какая-то хроническая усталость, которую не получалось скрыть полностью даже в таких эффектных декорациях.
– Вы пришли только для того, чтобы передать поручение Микки? – с некоторым удивлением в голосе спросил Тэйлор. – Или вам хотелось увидеть яхту?
– Второе, конечно, – призналась я.
– А! Профессиональный интерес к месту преступления?
– Можно сказать и так, – пожала я плечами. Тэйлор рассматривал меня с ленивым любопытством, устроившись в расслабленной позе. Правда, сейчас он напоминал не тряпичную куклу, как в прошлый раз, а скорее кого-то из семейства кошачьих.
– Скажите, почему вы решили стать патологоанатомом? – вдруг спросил он. Я дала привычный ответ:
– Я ленива, а с живыми работать намного сложнее.
Тэйлор хмыкнул.
– Не могу не согласиться.
– Скажите, не могли бы вы показать мне коллекцию? – выпалила я, обреченно замирая. – Мне очень интересна история джаза и блюза и все, что с ней связано. Конечно, если хозяин позволит… – мой голос постепенно замирал.
– Разумеется, – Тэйлор поднялся на ноги одним плавным движением. – Хозяин просил нас чувствовать себя здесь, как дома, и, значит, я могу показать дом своей гостье. Только надо быть осторожней, на палубу эту голую крысу не выпускают, но внутри она бегает где хочет и может покусать.
– Голую крысу?
– Собаку, если можно так сказать. Порода мексиканская хохлатая.
– Читала о таких. Символ благополучия в доме, да?
Если снаружи яхта все же не была лишена некой элегантной функциональности, то внутри это была самая настоящая барахолка. Натыканные от пола до потолка произведения искусства, хорошие, плохие и отвратительные, выполняли одну роль – бить в глаза и вызывать головную боль. Вход в «Музыкальный мемориал» тоже ничего хорошего не предвещал, хотя мне понравилось неоновая вывеска. Непривычно было видеть слово «мемориал», игриво мерцающее красным светом.
Все экспонаты держали в руках обнаженные статуи, а одна из них носила ту самую рубашку Джина Крупы, не скрывающую бюст шестого размера.
– Гил Элвгрен? – узнала я нечто знакомое.
– Да, по его эскизам. А этими сосками можно уколоться, – Тэйлор аккуратно прикоснулся к отполированной верхушке груди.
– Будь она живым человеком, у нее была бы деформация позвоночника, – заметила я.
– Вы лишены чувства прекрасного, – обвинил меня Тэйлор. Мы уже дошли до конца зала, когда я услышала долгожданное тявканье. В массивную полуоткрытую дверь проскользнуло какое-то существо и семенящей рысцой направилось к нам, не переставая гневно взлаивать. Синеватый цвет голой морщинистой кожи подчеркивали пучки шерсти на голове, хвосте и конечностях. Верхняя губа недвусмысленно вздернулась, обнажая мелкие острые зубы.