Пепел кровавой войны
Шрифт:
— Драть твою мать, перестань! Серьезно!
— Мм! — Наслаждаясь дымом глиняной трубки, Борис положил ноги на край койки Софии. Щегольской наряд — и так и не подбитые подошвы изношенных до дыр сапог. — Я почти жалею, что курил его. Обычного тубака для меня теперь не существует.
Охранник застонал от удовольствия, выпуская дым через нос. Это было похоже одновременно на любовные восклицания и на мычание коровы. Он передал трубку своему товарищу. Трубка шла по кругу, и каждый слюнявым ртом и острыми зубами оставлял следы на мундштуке. Даже охранница, что стояла за решетчатой дверью, хоть она и не была заядлой курильщицей, но — «один раз в жизни — почему бы и нет?».
Все это время Борис расхваливал Софии утонченные, меняющие жизнь ощущения, которые он сейчас испытывал, оценивал оттенки и ароматы, которые ему удалось уловить. А охранники в конце концов расслабились настолько, что присоединились к обсуждению:
— Это... шоколад?
— Ни хрена не шоколад. Какао. Со сливками, но без сахара.
— Кэроб [9] и... вишня.
— Дерьмо этот твой кэроб. А вишня — уже ближе. Но не какао, это точно. Полусладкий шоколад.
9
Кэроб (рожковое дерево) — вечнозеленое растение семейства бобовых, плоды которого используются как заменитель какао.
— Черная смородина.
— Кожа.
— Старая кожа.
— Старый кожаный ремень, только что нагретый бритвой.
— Старый кожаный ремень, только что нагретый бритвой, с миской горячей мыльной воды наготове, да, но вместо щелока вода вспенена миндальным кремом... Миндальным кремом и слезами горюющей матери, чья дочь никогда не вернется с войны. — Борис, безуспешно пытавшийся пустить колечки, оглянулся в поисках одобрения. Но все три охранника теперь безмолвно сидели на полу, как и их приятельница по другую сторону двери. Еще в сознании, но с остекленевшими глазами и глупой улыбкой.
Борис встал и потянулся, а затем шарахнул свою трубку о каменный пол. Глиняные осколки осыпали стражей, но ни один не очухался. Причмокнув, Борис сказал Софии:
— Привкус горелой щетки с ноткой протухшей дырявой задницы. Какого демона люди курят эту дрянь?
— Борис?
София заморгала, звон разбившейся трубки привел ее в чувство. По глупости она погрузилась в видения кровавой расправы над тюремщиками, завладевшими ее изделием. Понадобилось время, чтобы вернуться в «здесь и сейчас», и оказалось, что охранники действительно одурманены, а Борис уже отпирает ее кандалы. Когда цепь упала к ногам Софии, в голове у нее немного прояснилось; сквозняк, холодящий стертые запястья и лодыжки, бодрил не хуже ключевой воды. Первый нормальный ужин за долгий срок заключения тоже помог.
— Это какая-то уловка, Еретик? Хочешь, чтобы я подумала, будто ты помогаешь мне сбежать? А на самом деле хочешь пробудить во мне надежду перед самым концом?
— Я вытащу вас отсюда, София, а потом смотаюсь из города, — ответил Борис, взволнованный ровно настолько, чтобы София могла ему поверить. — Но вы будете в точности выполнять то, что я скажу, понятно?
— Вопреки моей репутации в прежние времена я всегда действовала по плану, — заметила София, пока он пытался ее усадить.
Полдюжины ран от арбалетных болтов болели так же сильно, как и суставы с разыгравшимся от долгого лежания в постели артритом. Боль шла ей на пользу, удерживая в настоящем моменте, но что это был за момент: глядя на ее запятнанную кровью ночную рубашку, покрытые коростой бинты и желтушную кожу, можно было решить, что она осталась в живых благодаря не столько чуду, сколько проклятию.
— Просто... дай мне минуту.
— Я не прошу следовать плану, я говорю, что выведу вас отсюда только в том случае, если вы сначала кое-что сделаете, — уточнил Борис. — Если не пообещаете помогать мне, я уйду и закрою за собой дверь.
— А-а-а, вот это уже больше похоже на того Бориса, которого я знала, — проговорила она, наблюдая, как он вытряхивает содержимое своего мешка.
Свободная блуза, штаны и пояс упали на ее несвежую постель, а следом за ними оранжевый плащ, в котором София сможет выдать себя за охранника из новой милиции. Свиток документов с настоящими на вид печатями. И фальшивая борода. Классический набор для побега из тюрьмы.
— А я уж было испугалась, что ты и в самом деле решил жить по идеалам, что проповедует ваша революция. Я бы предпочла иметь дело с практичным человеком, а не с романтиком. Так какой будет цена моего освобождения?
— Поклянитесь, что уйдете отсюда, не навредив больше ни одному человеку, — оскалился он, словно чесоточный хорек. — Пообещайте покинуть Диадему и никогда не возвращаться назад. Сделайте это, и я помогу вам уйти через черный ход.
— И это все?
София опустила ноги на пол. Колени задрожали, и она упала бы, если бы не ухватилась за тиски, прикрепленные к раме кровати. Раненые плечи запели сердитую песню, но руки выдержали. Вырезать трубку — нелегкая работа, и в пальцах сохранилась сила, даже когда все остальное подвело.
— Какой тебе прок оттого, что старая хромая карга скроется во мраке?
— Ну, хотя бы спокойный сон по ночам для разнообразия. — Борис перестал нервно перебирать руками маскировку и на этот раз твердо встретил взгляд Софии. — Мы наделали немало ошибок. Крупных ошибок. Думаю, наделаем еще. Но дело того стоит. В конце концов мы своего добьемся. Люди будут жить лучше.
— Это было королевское «мы», Борис?
— Народная Стая — это не королева и не папа. Она состоит из людей, а люди порой совершают ошибки. Они... и я... не должны были предавать вас. Я не знал, что все так получится, клянусь. Это неправильно. Вы помогли им. И помогли бы еще больше, если бы вам дали шанс. Вместо этого они поступили с вами так же, как вы сами — с сестрой Портолес, и это неправильно. Но если я освобожу вас, а вы начнете убивать тех, кто обманул вас, чем это закончится?
— Это не закончится, — ответила София, вспомнив, как смотрела в лицо старого Доминго Кавалеры, когда тот объяснял, кто он такой, и как она поняла тогда, что, убив его сына, дала толчок событиям, вызвавшим гибель тысяч людей и возвращение Джекс-Тота. — Не закончится никогда, и чем быстрей ты это поймешь, Борис, тем раньше...
— Неправда! — огрызнулся он. — Это закончится так или иначе. Или вы поклянетесь своим демоном, что не будете никому вредить, и вместе со мной покинете Диадему сегодня ночью, чтобы никогда не возвращаться, или останетесь дожидаться казни. В любом случае Холодная София покончит с мщением, разорвав эту цепь здесь и сейчас.
София задумалась и снова попробовала встать. Похоже, они способны выдержать ее вес. По крайней мере, она на это надеялась. Мысль о том, что она позволит Элувейти и всем остальным членам предательского совета как ни в чем не бывало управлять Диадемой, вызывала изжогу. София могла бы опрокинуть стол на Бориса, свернуть ему тощую шею и выбраться из тюрьмы. Но ей не уйти далеко в таком состоянии, без Мордолиза, показывающего дорогу... и расчищающего ее при необходимости.
Помимо того, что София сомневалась в своей способности проявить жестокость, которую требует ситуация, она попросту устала. Устала от всего. «Ситуация ничего не требует, — напомнила она себе. — Это люди требуют». И прошло очень много времени с тех пор, как она в последний раз сделала маленький шаг, о котором все так часто забывают, — шаг к тому, чего она хотела, а не к тому, что было нужно.