Пепел Вавилона
Шрифт:
Марко прижал к губам сжатые кулаки, дунул на них — и раскинул пальцы. Иллюзия, но Мичо показалось, что она видит разлетающийся из рук пепел.
— Но вы же не... — потрясённо произнёс Доуз.
— Я уже начал эвакуацию, — сказал Марко. — Все наши бойцы и техника покинут станцию задолго до их прибытия.
— На станции шесть миллионов человек, — сказал Розенфельд. — Не думаю, что мы сможем забрать всех.
— Конечно нет, — согласился Марко. — Это военные действия. Мы заберём военные корабли, необходимые ресурсы, а территорию оставим Земле. Они не дадут Церере умереть с голода. Строить из себя жертву, вызывая сочувствие простаков — последнее,
— Но, — Санджрани едва не плакал, — это же основа всей экономики.
— Не беспокойтесь, — сказал ему Марко. — Впереди нас ждёт всё, что мы обсуждали. Только сперва позволим врагам поднапрячься, обессилеть и пасть. Это всегда входило в мой план.
Доуз поднялся на ноги. Лицо стало пепельно-серым, только на щеках горели два ярко-красных пятна. Руки тряслись.
— Это из-за Филипа? Вы мстите мне?
— Филип Инарос здесь ни при чём, — сказал Марко, но восторг и волнение больше не слышались в голосе. — Дело в Филиппе Македонском. А также в том, чтобы усвоить уроки истории. — Последовала ужасающе-длинная пауза. Доуз рухнул назад в кресло. — Итак. Мы с Мичо уже обсудили изменение маршрута прибывающих кораблей. Давайте поговорим о логистике очистки самой станции. Согласны?
То, как внутряки сбегали с кораблей, стоило им только оказаться в порту, служило источником шуток среди астеров. Как внутряки выбирают корабельное меню на обед? В доке. Как можно определить, что внутряк долго не был в порту? После швартовки он сразу бежит в док посрать. Если дать землянину возможность выбора — остаться на борту корабля и спасти жизнь любимой или сойти в док и больше никогда не полюбить, то куда девать ее тело? Таков их образ мыслей. Корабль — не реальность, реальна только планета. Или спутник. Или астероид. Они не могли избавиться от мысли, что жизнь обязательно включает камни и почву. Вот почему они такие коротышки.
К тому времени, как через туннель дока Мичо вошла в люк своего корабля, на «Конноте» собрались ещё не все, но большинство. Те, кто ещё оставался снаружи, скорее всего, вернутся ночевать в свои койки. Никому не покажется странным, что здесь вся её семья. Ну, может, слегка, но ничего особенного.
Она спускалась на лифте со странным чувством — словно смотрела на корабль впервые. Всё было как в резком фокусе, как будто она ступила на незнакомую станцию. Так непривычно. Зелёные и красные индикаторы состояния лифта. Мелкий белый текст на каждой панели, информация о том, что скрывается за ней и когда установлено. Изящный логотип марсианского флота ещё различим на полу, несмотря на все усилия его оттереть. Из камбуза пахло чёрной лапшой, но Мичо не останавливалась. Если она сейчас и заставит себя что-то съесть, её всё равно вырвет.
Все члены экипажа разместились отдельно — все, кроме её семьи. Когда «Коннот» оказался в их распоряжении, Бертольд первым делом убрал перегородки между тремя каютами, чтобы образовалось обширное пространство с креслами-амортизаторами, где они могли собираться вместе. Марсианские дизайнеры проектировали корабль так, что люди могли находиться либо в одиночестве, либо вместе. Только астерам могла прийти в голову потребность быть и отдельно, и вместе. Оксана и Лаура сидели на палубе, их арфы почти соприкасались. Они играли старинную кельтскую мелодию. Бледность Оксаны и смуглая кожа Лауры делали их похожими на персонажей волшебной сказки.
Мичо опустилась в оставленное для неё кресло, сидела и молча слушала, пока музыка не завершилась чередой звучных, но нестройных аккордов. Все отложили и арфы, и ручные терминалы. Бертольд пошире открыл единственный зрячий глаз.
— Спасибо, что собрались, — сказала Мичо.
— Всегда пожалуйста, — ответила Лаура.
— Хочу уточнить, — спросил Джозеф. — Сейчас ты наш капитан или наша жена?
— Я ваша жена. Я думаю... кажется, я...
И она разрыдалась. Опустила голову, закрыла лицо руками. Тугой узел сдавливал горло. Она попыталась откашляться, но получались всхлипы. Пальцы Лауры коснулись её ступни. Потом рука Бертольда обвила её спину, он обнял Па и привлёк к себе. Откуда-то издалека, как из другого мира, до неё донёсся ласковый шёпот Оксаны:
— Ничего, дорогая, всё хорошо.
Это всё уже чересчур. Это слишком.
— Что я наделала, — наконец сумела сказать Мичо. — Это всё я, опять. Я подставила нас, привела под командование Марко, а он... Он — второй Ашфорд. Ещё один Фред мать его Джонсон. Я изо всех сил старалась, чтобы больше такого не случилось, и не справилась. И ещё увлекла за собой всех вас. Я так... Мне так жаль.
Семья окружила её, Мичо обнимали, касались, поглаживали. Старались утешить. Без слов говорили ей, что они здесь, рядом. Эванс плакал с ней, сам не зная о чём. От слёз какое-то время было горько и стыдно. Потом стало легче. Яснее. Худшее позади. А когда Па снова пришла в себя, заговорил Джозеф:
— Расскажи нам всю эту историю. Тогда в ней останется меньше горечи.
— Он бросает Цереру. Уводит весь Вольный флот, а людей оставляет внутрякам. Помните, мы захватили корабли колонистов? Он хочет законсервировать их за эклиптикой вместо того, чтобы доставить припасы на станцию.
— Ох, — задохнулась Надя. — Значит, вот он какой?
— Измениться нелегко, — сказал Джозеф. — Если долго называть себя воином, начинаешь этому верить. Тогда всё становится едино — что жизнь, что и смерть. Такое саморазрушение личности.
— Слегка отвлечённо, милый, — ответила Надя.
Джозеф поднял на неё взгляд и невесело улыбнулся.
— Конкретнее. Ты права. Как всегда.
— Мне так жаль, — повторила Мичо. — Я опять сделала всё не так. Доверилась этому человеку. Я пошла под его командование и... Я тупица. Просто дура.
— Как и все мы, — хмуро произнесла Оксана. — Мы все ему верили.
— Вы поверили, потому что я вас уговорила, — возразила Мичо. — Это моя вина.
— Ну-ка, Мичо, — сказала Оксана. — Какое у нас волшебное слово?
Мичо рассмеялась — против своей воли. Старая шутка, часть того, что делало их семьёй.
— Волшебное слово — упс, — сказала она и спустя мгновение повторила: — Упс!
Бертольду понадобилась минутка, чтобы высморкаться и утереть последние слёзы.
— Ну ладно. И что же нам теперь делать?
— Мы не станем больше работать на эту сволочь, — сказала Оксана.
— И не можем остаться здесь, дожидаться землян, — кивнула Надя.
Не сговариваясь, все посмотрели на Мичо, их жену. Но также и капитана. Она прерывисто и протяжно вздохнула.