Пепел Вавилона
Шрифт:
— Не могу даже вспомнить времена, когда Фред Джонсон был кем-то незначительным. Это...
Наоми вздохнула. Холден посмотрел на нее. На ее лице появились морщинки, которых не было, когда они только познакомились. Изменились очертания подбородка. Она красива. И смертна. Думать об этом не хотелось.
— Все фракции АВП, которые Фред смог запугать, упросить или задобрить, уже ждут нас на Тихо, — произнес Холден, — а мы собираемся рассказать им, что Марко победил.
— Он не победил, — возразила Наоми.
— Нам придется рассказать, что мы попали в засаду,
Наоми улыбнулась. Засмеялась. Странно, но тьма стала не столь пугающей. Она не рассеялась. Просто стала другой.
— Ну хорошо, раз ты так говоришь. Смотри, худший сценарий — это что мы не сможем привлечь их на свою сторону. Я не говорю, что не круто иметь на своей стороне больше астеров. Но если мы не сумеем убедить их сотрудничать с нами, значит, не сумеем. Но мы всё равно можем победить.
— Только в войне, — заметил Холден, — не самый значимый кусок.
Глава двадцать девятая
Горман Ли моргнул, потер неестественно зеленые глаза и стал ждать ее ответа.
— И вы не знаете, откуда оно пришло? – сказала Авасарала.
— Ну, с Ганимеда. Данные передачи совершенно определенно указывают на Ганимед.
— Но мы не знаем, от кого.
— Нет, — кивнул он в подтверждение ее слов.
Ну что за идиотский способ выражать свои мысли!
Они находились в малой переговорной комплекса Нектарис. Холодный свет, брашированные керамические стены по моде тридцатилетней давности. Благодаря собственным системам жизнеобеспечения, в воздухе здесь не чувствовался привкус чужого дыхания, как на всей Луне в последнее время. А к пороховому запаху лунной пыли она так привыкла, что даже не могла понять, есть ли он.
Горман Ли сидел, сгорбившись, как школьник, позабыв о стакане воды в руке. На нем был тот же костюм, что и вчера, и позавчера. Авасарале подумалось, что он специально каждый раз доставал его из шкафа, собираясь на встречу с ней. От него веяло усталостью, как от врача в последний час четырехдневной смены. Но было и что-то еще. Что-то, чего она в последнее время не видела. Волнение. Надежда.
Плохо. Надежда в эти дни оказывалась ядом.
— То есть, эта схема, или как там вы ее называете, может быть настоящей, — сказала она. — Или это попытка Вольного флота потрепать нам нервы. Или... что?
— Пищевые дрожжи с улучшенными радиопластами. Мы изучали, как протомолекула растет под воздействием некоторых видов ионизирующего излучения? — Восходящая интонация превратила утверждение в вопрос, будто он просил у нее разрешения, а не вводил в курс дела. — Неионизирующего тоже, но это совсем просто. Свет — тоже неионизирующая радиация, и растения используют его с незапамятных времен. Но...
Авасарала подняла руку. Губы Ли шевелились еще несколько секунд.
— На хрен подробности, — сказала она. — Переходите к сути.
— Если данные верны, мы можем накормить еще примерно полмиллиона человек. Первые испытания дали очень хорошие результаты. Но если они не масштабируются, и фермы потерпят производительность, мы потеряем время, вычищая все обратно.
— А люди будут голодать.
Горман снова кивнул. Может, это движение вообще ничего не значило.
— Перезагрузка определенно приведет к не достижению целей по производству.
Авасарала подалась вперед, вынула у него из рук стакан и посмотрела прямо в глаза:
— И люди будут голодать. Тут все взрослые. Вы должны иметь смелость сказать это вслух.
— Люди будут голодать.
Авасарала кивнула и откинулась обратно. Ужас в том, что ее спине стало лучше. Она так долго жила при одной десятой g, что начала привыкать. Когда она снова спустится по колодцу, придется акклиматизироваться. Когда. Не если. Горман смотрел на нее, стиснув зубы и раздувая ноздри, как перепуганная лошадь. Она едва удержалась, чтобы не потрепать его по голове. Ей страшно хотелось гребаных фисташек.
— В какой области у вас научная степень? — спросила она.
— Э-э-э... Структурная биохимия?
— А знаете, в какой у меня?
Для разнообразия он покачал головой.
— Не структурная биохимия, — мягко сказала она. — Я ничего не знаю о том, лажа эти ваши волшебные дрожжи, или нет. И если уж вы не можете этого сказать, я тем более. Так зачем мы здесь?
— Я не знаю, что делать, — он выглядел молодым и растерянным.
В Авасарале боролись желания укусить его и обнять. Она закрыла глаза, и, черт возьми, это было приятно. С утра она провела совещание со станциями в точках Лагранжа о беженцах, затем со службой безопасности о правилах для людей, все еще прибывающих из колодца. За обедом она выслушала доклад о вооруженном восстании в том месте, что осталось от Севастополя — люди паниковали, глядя, как заканчиваются вода и продовольствие. Все это оставляло в ее мозгу утомительное ощущение бесконечной тревоги.
Ей хотелось рассердиться на Ли, но она слишком хорошо понимала его ледяную панику или просто не могла больше злиться.
— Шансы высокие?
— Думаю, да, — почти сразу ответил он, — данные выглядят...
— Тогда начинайте работать. Если не получится, можете свалить всё на меня.
— Я не это... я хотел сказать... Если более масштабное производство здесь заработает, нам нужно послать это вниз по колодцу. На Землю. Где люди голодают еще сильнее.
Она открыла глаза, и что-то в них заставило Гормана отвести взгляд.
— Да, мэм. Я прослежу, чтобы это сделали.
Она встала. Встреча окончена. Только по пути к кару она вспомнила, что нужно было как-то приободрить Ли. Похлопать по плечу. Сказать доброе слово. Она прессовала его просто по привычке, не потому, что это требовалось для дела. Раньше она справлялась лучше.
Когда кар тронулся, Авасарала вызвала Саида. Он появился в маленьком окошке, оставив место календарю и заметкам. Таком маленьком, что она различала лишь треугольное лицо и шапку кудрей над голубой рубашкой без воротника: