Пепел Вавилона
Шрифт:
— По какой теме вы защищались? — спросила она.
— М-м… структурная биохимия.
— А я по какой, знаете?
Он для разнообразия помотал головой.
— НЕ по структурной биохимии, — мягко объяснила Авасарала. — Я ни хрена не понимаю, чудо ваши волшебные дрожжи или дерьмо собачье. Так что если вы мне не скажете, с меня толку ни хрена. Так чего ради мы здесь сидим?
— Я не знаю, что делать.
Горман выглядел совсем молоденьким. Растерянным.
Желание на него прикрикнуть боролось с желанием обнять. Авасарала опустила веки, и черт ее побери, если глазам так не стало лучше. С утра она провела совещание с координаторами станций Лагранж по приему беженцев, потом с безопасниками и службой обеспечения, обсуждая организацию поступающих из колодца людей. После обеда сообщили о вооруженном восстании в том, что осталось от Севастополя, — вода и продукты там кончались, люди запаниковали. Все это сливалось в сознании в одно постоянное, усталое: «Не успеваю».
Хотелось рассердиться на Ле, но то ли Авасарала слишком хорошо понимала его паническое оцепенение, то ли просто у нее не осталось сил сердиться.
— Вы бы рискнули?
— Я бы да, — почти без заминки ответил он. — Показатели выглядят…
— Тогда вводите. Если не сработает, валите на меня.
— Я не то хотел… в смысле… Если масштабное производство даст хороший прирост, надо подумать о пересылке в колодец.
На Землю… там еще голоднее.
Она открыла глаза, Что–то в ее взгляде заставило Гормана отвернуться.
— Да, мэм. Я этим займусь.
Она встала. Конец совещанию. Уже выйдя за дверь, шаркая по желто–серой плитке к своему карту, она подумала, что надо было как–то поддержать Ле. Похлопать по плечу. Сказать доброе слово. Она его строила по привычке, не потому, что он выбился из ряда. Просто это она умела лучше всего.
Когда карт тронулся, Авасарала связалась с Саидом. Тот возник в окне на пол–экрана, оставив место для календаря и заметок, и на мелком изображении трудно было разглядеть что–либо, кроме треугольного очерка лица и курчавых волос над голубой рубашкой без ворота.
— Мэм?
— Как у нас дела?
— Ждет вашего просмотра доклад адмирала Пайсора о ситуации на Энцеладе.
— Там что–то есть, кроме: «Сраный Свободный флот свалил до нашего прихода, и теперь мы обязаны кормить еще больше народу», — или суть я уже ухватила?
— Суть такова. Были потери с нашей стороны. И «Эдуарду Карру» потребуется серьезный ремонт.
Она кивнула. Еще одна драка, чтоб их. Это как удерживать воду в кулаке. Карт заехал в подъездной тоннель. Ей отдали честь два охранника. Карт свернул на новую эстакаду, выскочил на скоростной участок перед правительственным и административным центрами в Олдрине и снова свернул, так что Авасарала заглянула прямо в глотку тоннелю. Серые стены, белые арки уходят назад и вверх. Воздух как вечный выдох. Архитектура здесь казалась мелкой. Незначительной на фоне громадных просторов Луны и Земли. Авасарала цеплялась за нее, как за спасательный конец.
— С Цереры сообщают, что «Росинант» наткнулся на засаду, но ушел. Направляется к станции Тихо.
— Хоть что–то хорошее, — сказала она.
— Еще у вас в графике личная встреча, мэм.
Личная встреча? Она долго вспоминала, о чем речь, и только когда скоростная трасса нырнула вниз, выводя ее карт на разгон, вспомнила, что Ашанти хотела повидаться. Дочь умудрилась так донять Саида, что тот вставил ее в расписание.
— Отменить, — приказала Авасарала.
— Вы уверены, мэм?
— Я не собираюсь полчаса слушать, как девчонка, которой я меняла подгузники, уговаривает меня поберечься. Скажете ей, что я устала и прилегла поспать.
— Да, мэм.
— Вы что–то хотели сказать, мистер Саид?
Саид кашлянул.
— Она — ваша дочь, мэм.
Авасарала улыбнулась. Впервые Саид ей возразил. Может, для маленького поганца еще есть надежда.
— Хорошо. Отдайте ей первый жетон на ужин из свободных.
— Это через три дня.
— Значит, через три дня, — кивнула Авасарала. Трасса прекратила разгон, ракетой выбросив ее в эвакуационный тоннель на скольки–то там сотнях километров в час. За полчаса так можно долететь до середины лунного диска. Движущееся тело продолжает движение. Кроме всего прочего, это была метафора. Продолжай двигаться, потому что, стоит дать себе отдых, неизвестно, сумеешь ли начать сначала.
Авасарала забыла, когда в последний раз медитировала. Раньше, если на работе бывало тяжело, она тратила на сеансы больше, а не меньше времени. Слушала, как шуршит в закоулках за носом дыхание, сливалась со своим телом на такой глубине, что все дерьмо оседало. Не забрось она медитации, не забыла бы, например, ободрить Гормана Ле. Страшно было подумать, сколько еще ляпов она допустила, даже не заметив.
Скоростной тоннель изогнулся, мягко прижав ее к борту машины. Она убеждала себя, что за войной и восстановлением ей просто некогда. Собственно говоря, так оно и было, но Авасарала слишком много лет знакомилась с собственным сознанием, чтобы не заметить, как морочит себя. Медитация существует, чтобы остаться собой, глубже испытать, что значит быть Крисьен Авасаралой. А сейчас она и так не сомневалась, что Крисьен Авасарала — мешок уныния, а значит, нафиг ее. Глубокая медитация, позволявшая точно, отчетливо пережить гнев, одиночество, боль и ужас, проигрывала крепкому джину с тоником и лишнему часу работы.
Потом разберется. Когда все устаканится.
Трасса начала тормозить, когда у нее звякнул ручной терминал. Саид выглядел смущенным, но не настолько, чтобы оставить ее в покое.
— Срочное сообщение с «Росинанта», мэм.
— Какого еще хрена нужно Джонсону?
— Не от полковника Джонсона. Отправлено капитаном Холденом.
Авасарала помедлила. Саид ждал в своем окне.
— Перешлите, — сказала она.
Пока она закрывала окно, Саид успел кивнуть. Авасарала переключилась на экран карта. Что бы там ни было, ей хотелось видеть происходящее, не щурясь. Появилось отмеченное красным сообщение. Она поняла, едва открыв его. Смерть читалась на лице у Холдена, как пропечатанная. И заговорил он сдержанно — так говорят в больницах. На похоронах.
Он кратко, без ненужных подробностей, изложил случившееся. «Пелла» атаковала. Они сумели отбить атаку Свободного флота. Фред Джонсон умер. А потом Холден, словно его самого хватил удар, уставился в камеру. Ей в глаза, хоть и не видел ее.
— Все собранные Фредом представители АВП ждут на Тихо. Мы идем туда, начинаем торможение. Но я не знаю, надо ли теперь туда нам, или вы пошлете кого–то другого. И долго ли они согласятся ждать. Я не знаю, что теперь делать.
Он покачал головой. Он молодо выглядел. Холден всегда выглядел молодым, но обычно — молодым и порывистым. Растерянность в его взгляде была новостью. Если растерянность не почудилась Авасарале, потому что засела у нее в сердце, в животе.
Сообщение кончилось. Терминал предложил ответить, но она сидела, держа его в руках, пока скоростная замедлялась и карт вливался в знакомые коридоры. Авасарала смотрела на свои ладони, как на чужие. Попробовала всхлипнуть — вышло натужно и непохоже. Не горе, а спектакль. Если бы картом управляла она сама, уже врезалась бы в стену или заблудилась в коридорах, не замечая, куда едет. Но машина знала дорогу, а ей в голову не пришло переключиться на ручное.
Фред Джонсон. Палач станции Андерсон. Герой флота ООН и предательский голос АВП. Она знала его десятки лет — лично и по слухам. Он был ей врагом, и противником, и случайным, ненадежным союзником. Та часть сознания, которая еще мыслила, отметила, как это странно — неправдоподобно, — что именно его смерть стала для нее каплей, переполнившей чашу. Она лишилась своей планеты. Дома. Мужа. Сохранись что–то из них, может быть, это бы ее не сломало.