Пепел Вавилона
Шрифт:
Санджрани нетерпеливо кашлянул басом.
— Я собираюсь объяснить, почему вы убиваете чертов Пояс. Вы с Марко вместе. Вы оба должны быть на моей стороне.
— Он знает, что вы здесь?
— Я похож на покойника? Нет, не знает. Это я от отчаяния. Пытался поговорить с Розенфелдом, но тот слушает только Марко. Куда делся Доуз, никто не знает. Они не будут слушать.
От отчаяния его голос натянулся тетивой.
— Хорошо, — сказала Мичо и, подтянув себе табурет, закрепила колени ремнем. — Я слушаю.
Санджрани расслабился, вывел на настольный дисплей какую–то схему. Сложный ряд кривых по оси х и у.
— Мы, когда начинали, исходили из предположений, — заговорил он. — Мы строили планы. Хорошие планы, я считаю. Но мы им не следовали.
— Дуи, — согласилась Мичо.
— Первым делом, — продолжал Санджрани, — мы уничтожили величайший в системе источник богатства и сложной органики. Той сложной органики, которая только и подходит к нашему обмену веществ. Миры по ту сторону кольца? Другой генетический код. Другая химия. Оттуда не будешь импортировать еду. Но это бы еще ничего. Были ясные перспективы. Мы построим новую экономику, наладим инфраструктуру, соберем прочную сеть микроэкосистем в матрицу сотрудничества и конкуренции. Расчеты на базе…
— Нико, — одернула она.
— Да, да. Надо было начинать строить все это сразу, как камни упали.
— Знаю, — сказала она.
— Не знаете, — отрезал он. Слезы заливали ему глаза, липли к коже. — Замкнутый цикл не бывает идеальным. Всегда идет деградация. Колонистские корабли? Снабжение? Это все отсрочки. В них измеряется срок жизни Пояса. Смотрите сюда. Эта зеленая кривая — предсказанная отдача новой экономической модели. Той, которую мы не строим, да? А это… — он ткнул пальцем в красную кривую, — показывает, сколько продержится снабжение за счет перехвата в лучшем случае. Точка равновесия здесь. Через пять лет.
— Понятно.
— А вот эта линия — минимально необходимое, чтобы выжило нынешнее население Пояса.
— Мы держимся выше.
— Держались бы, — поправил Санджрани. — Если бы не отказались от плана. А сейчас мы вот здесь.
Он сместил зеленую линию. Когда Мичо разобралась, что видит, у нее комок подкатил к горлу.
— Пока мы держимся, — заключил Санджрани. — И продержимся еще три года. Может быть, даже три с половиной. Дальше замкнутый цикл уже не сможет обеспечивать потребности. А инфраструктуры, чтобы заполнить прорехи, у нас нет. И тогда мы умрем с голоду. Не только Земля. Не только Марс. Пояс тоже. И когда это начнется, остановить будет уже невозможно.
— Понятно, — повторила Мичо. — Как это исправить?
— Не знаю, — ответил Санджрани.
На следующий день «Паншин» отбыл, унося с собой Санджрани и скудные остатки душевного спокойствия Мичо. Ее команда занималась своим делом, достраивала порт, прозванивала новую проводку. В антенны «Коннахта» вливались сообщения, часть была адресована ей. Япету требовалась еще пищевая магнезия. У многих старательских кораблей выработались фильтры, они нуждались в замене. Свободный флот в выпусках так называемых новостей сообщал, сколько материалов, причитающихся астерам, Мичо сдала врагу.
При попытках уснуть в сердце заползал ужас. Когда наступят тяжелые времена, когда начнется голод, он ворвется потоком. Тяжело строить сияющий космический город, когда его инженеры и его строители умирают в нищете. Умирают потому, что они с Марко, вместо того чтобы исполнять задуманное, вцепились друг другу в глотки.
Мичо напоминала себе, что не одна виновата в отступлении от плана. Марко первым изменил сценарий. Потому–то она и откололась. Она старалась помочь. Но стоило закрыть глаза, Мичо видела спускающуюся к нулю красную линию и не видела зеленой, поднимающейся ей навстречу. Три года. Может, три с половиной. Но начинать надо уже сейчас, не то будет поздно. Начинать надо было еще вчера.
Или изобретать новый план, только вот ни она, ни Санджрани не представляли, каким он должен быть.
Остальные избегали встречи с ней — оставляли ей еду, воду и пространство для размышлений. Мичо просыпалась одна, отрабатывала свою смену, засыпала одна и не чувствовала нужды в обществе. Поэтому она удивилась, когда Лаура разыскала ее в тренажерке.
— Тебе сообщение, капитан, — сказала она. Не Мичи, а капитан. Стало быть, Лаура сейчас не жена, а офицер связи.
Мичо отпустила ленты эспандеров, позволив им втянуться в гнезда, вытерла пот полотенцем.
— Что там?
— Передали по направленному через Цереру, — сказала Лаура. — С «Росинанта» на курсе к Тихо. Помечено «капитан — капитану».
Мичо подумывала, не попросить ли Лауру открыть. В семье нет секретов. Опасный порыв — она его подавила.
— Послушаю у себя, — сказала она.
С экрана на нее смотрел Джеймс Холден. Первое, что пришло ей в голову: дерьмово выглядит. За этой мыслью пришла другая — что она вряд ли выглядит лучше. Мичо запихнула пропотевшее полотенце в утилизатор. «Не бывает идеальных утилизаторов». Она вздрогнула, но Холден уже говорил.
— Капитан Па, — начал он, — надеюсь, сообщение дойдет до вас быстро. И что с вами, кораблем и командой все… хорошо. В общем, так. Я в странном положении и, честно говоря, надеюсь, что могу попросить вас об одолжении.
Он выдавил улыбку, но смотрел затравленно.
— Скажу вам правду: я здесь вроде как отчаялся.
Глава 32
Вандеркост
Когда охранникам надоело его пинать, они закатили Вандеркоста в камеру и запечатали дверь.
Он полежал в темноте — пять минут или час. Не больше. Когда сел, ребра и спина заныли, но ничего не тянуло и не скрежетало, как бывает при переломах. Свет давала одинокая севшая светодиодка на сочленении задней стены с потолком. В сумраке все выглядело бесцветным, и пятна крови на рубашке тоже были просто черными пятнами.
От нечего делать он взялся за инвентаризацию собственного тела: ссадины на ребрах и на щеке, заплывший глаз, ободранные наручниками запястья. В сущности, ничего такого. Доставалось ему и похуже, причем иной раз от друзей. И под арестом он оказался не впервые. И даже не впервые за то, в чем не был виноват. Только вот раньше его запирали внутряки.