Перебежчик

Корнуэлл Бернард

– Салли Траслоу!
– воскликнул Адам, наконец-то воскресив в памяти личность мисс Ройял.

– Вы хотите сказать, что знаете эту женщину?
– накинулась на Адама миссис Гордон.

– Он меня не знает, - устало отозвалась Салли.

– Я вынуждена поставить под сомнение, являетесь ли вы подходящей парой для моей дочери, мистер Фалконер, - нажимала на Адама миссис Гордон.
– Этот вечер - просто провидение Господне, возможно, он показал ваше истинное нутро!

– Я сказала, что он меня не знает!
– настаивала Салли.

– Вы ее знаете?
– спросил Адама преподобный Джон Гордон. Адам дернул плечами:

– Ее отец когда-то был одним из арендаторов моего. Это было давно. А после этого я ничего о ней не знаю.

– Но вы знаете мистера Старбака, - миссис Гордон еще не вытащила из Адама достаточную долю сожалений.
– Вы хотите сказать, что одобряете его знакомства?

Адам посмотрел на своего друга.

– Уверен, что Нат не знает о роде занятий мисс Траслоу.

– Я это знал, - возразил Старбак.
– И как я уже сказал, она мой друг, - он обнял Салли за плечи.

– И вы одобряете выбор вашего друга?
– миссис Гордон потребовала у Адама ответа.
– Одобряете, мистер Фалконер? Потому что я не могу допустить, чтобы моя дочь была связана, хоть и вполне благопристойным образом, с человеком, который общается с приятелем падшей женщины.

– Нет, - ответил Адам, - не одобряю.

– Ты совсем как твой отец, - сказала Салли.
– Гнилой изнутри. Если бы у вас, Фалконеров, не было денег, вы бы были хуже собак, - она высвободилась из рук Старбака и выбежала под дождь. Старбак повернулся, чтобы последовать за Салли, но был остановлен миссис Гордон.

– Сейчас вы делаете свой выбор!
– предупредила она.
– Это вечер выбора между Господом и дьяволом, мистер Старбак!

– Нат!
– поддержал миссис Гордон Адам.
– Дай ей уйти.

– Почему? Потому что она шлюха?
– Старбак почувствовал, как на него накатывает гнев, настоящая ненависть к этим ханжеским свиньям.

– Я сказал тебе, Адам, что она мой друг, а друзей бросать нельзя. Будь вы все прокляты, - он побежал вслед за Салли, нагнав ее у края барака, где грязный склон парка Чимборасо круто сбегал вниз, к Кровавому Ручью, рядом с которым проходили городские дуэли.

– Прости, - сказал он Салли, снова взяв ее под руку. Она шмыгнула носом. Дождь намочил ее волосы и испортил прическу. Она плакала, и Старбак прижал ее к себе, накрыв алой подкладкой своей шинели. Дождь жалил его в лицо.

– Ты был прав, - приглушенно пробормотала Салли.
– Нам не следовало туда идти.

– Им не следовало вести себя подобным образом, - ответил Старбак. Салли тихо всхлипывала.

– Иногда я просто хочу быть такой, как все, - выговорила она сквозь слезы.

– Просто хочу иметь дом и детишек, ковер на полу и яблоню в саду. Я не хочу жить, как отец, и не хочу быть тем, кто я сейчас. Только не навсегда. Я просто хочу быть обыкновенной. Ты понимаешь, о чём я, Нат?
– она подняла на него глаза, ее лицо освещали огни кузниц, круглосуточно горевшие у реки, на противоположной стороне ручья.

Он погладил ее по мокрому от дождя лицу.

– Понимаю, - сказал он.

– А разве ты не хочешь быть как все?
– спросила она.

– Иногда.

– Боже, - она отпрянула от него, вытерла нос и смахнула мокрые волосы со лба.

– Я надеялась, что скоплю достаточно денег, чтобы после войны открыть магазинчик. Ничего особенного, Нат. Галантерея, что-то вроде того. Я коплю деньги, ну знаешь, чтобы быть как все. Не выделяться. Не быть какой-то "мисс Ройял", просто быть, как все. Но отец прав, - встрепенулась она в новом порыве мстительности, - в этом мире люди делятся на два типа. На овец и волков. На овец и волков, Нат, а себя не изменить. А они там все овцы, - она с презрением указала через плечо в сторону бараков.

– И твой приятель тоже. Весь в отца. Он боится женщин, - замечание было на редкость уничижительным.

Старбак снова притянул ее к себе, уставившись через покрытый тенью Кровавый Ручей туда, где на рябой от дождя поверхности воды отражались кузнечные огни. До сего момента он не осознавал, насколько одинок был в этом мире. Изгой. Одинокий волк, сам за себя.

Точно такой же была и Салли. В поисках независимости нарушившая правила благопристойного общества и посему отвергнутая им. Ее никогда не простят, как не простят и Старбака.

Но раз так - значит, он будет сам за себя. Он наплюет на людей, отвергнувших его, став солдатом, лучшим из лучших. Он знал, что его спасение на Юге в этом и заключается - никому не было до него дела, пока он яростно сражался.

– Знаешь, Нат, - произнесла Салли.
– Я думала, у меня есть шанс. Знаешь, настоящий шанс, что я смогу быть... хорошей.

Она пылко акцентировала последнее слово.

– Но они не хотят принимать меня в свой мир, правда?

– Тебе не нужно их одобрение, чтобы быть хорошей, Салли.

– Теперь мне плевать. Когда-нибудь они еще будут умолять меня, чтобы я позволила им ступить на мой ковер, вот увидишь.

Старбак улыбнулся в темноте. Шлюха и неудавшийся вояка, они объявили этому миру войну. Наклонившись, он поцеловал мокрую от дождя щеку Салли.

– Надо отвести тебя домой, - сказал он.

– В твою комнату, - ответила Салли.
– Работать меня сейчас не тянет.

Где-то внизу на улице тронулся поезд. Пылающий отблеск паровозной топки мерцал среди влажной травы за ручьем. Локомотив тянул за собой вагоны с боеприпасами, предназначавшимися для отправки на полуостров, туда, где тонкая линия обороны мятежников сдерживала целую орду. Старбак довел Салли до дома и уложил в свою постель.

В конце концов, он был грешником, а эта ночь явно не подходила для покаяния. Салли ушла от Старбака только после часа ночи. Так что нагрянувшие солдаты застали Старбака в постели одного.

Спал он как убитый, и потому первым осознанным им признаком вторжения стал треск вышибаемой наружной двери. В комнате было темно.

Он пытался нащупать револьвер под громкий топот на лестнице, и стоило ему наконец потянуть рукоятку из кобуры, как дверь с грохотом распахнулась, и яркий свет фонарей осветил крошечное темное помещение.