Перебежчик
Шрифт:
— За что ты их всех убил? — спросила Нильсен.
— Внутренние похитили и убили мою женщину, — ответил Уинстон, — Я пошел по следу, убил их всех и сжег их дом.
— Да ты настоящий викинг! — воскликнула Нильсен, и это прозвучало как комплимент.
— Ненавижу Внутренних, — сказал Уинстон, — Они требуют от людей верить в то, во что не верят сами. Пользуются тем, с чем говорят, что борются. От безнаказанности готовы пойти на любые глупости, любой риск, любые преступления только потому, что это запрещено для всех остальных. Их Министерство Любви прогнило насквозь, как и вся остальная
— Как ты их убил?
— Троих застрелил. Главного сжег живым.
— Ого! А где взял оружие? У вас ведь оно запрещено.
— Нашел револьвер, когда грабил одного старого врага. Секретного сотрудника Полиции Мысли.
— Ты и его убил? — восхищенная реплика без тени осуждения.
— К сожалению, его убили до меня. Я только украл четыре картины, саквояж и револьвер, — с этой девушкой можно было давать настоящую оценку своим действиям, не изображая из себя законопослушного гражданина.
— Сходил в набег, вернулся с добычей. У вас так можно?
— Вообще нельзя. Но, однажды ступив за край, сложно шагнуть обратно.
— Потом бежал через границу, отстреливаясь от погони? — Нильсен явственно заинтересовалась.
Степанов и Виктор Петрович незаметно сели, оставив будущих напарников стоящими лицом друг к другу в середине кабинета.
— Нет. Я не преступник и не умею заметать следы. Меня случайно задержали обычные полицейские. Наши бобби даже оружия не носят.
— А дальше? Тебя ведь должны были забрать в Министерство Любви или какую-то спецслужбу по особо важным делам?
— Верно. Забрали. Я сбежал из комнаты сто один, если ты знаешь, что это такое.
— Знаю, у нас фильм был…
«Le Professional» четыре года назад стал кассовым хитом Евросоюза. В основе сюжета лежала история настоящего побега настоящего военнопленного, не столько приукрашенная, сколько отцензурированная, чтобы фильм могли смотреть дети. В Европе фильм проходил с цензом «от 16», в России «лучше не показывать дошкольникам». Профессиональный диверсант из Франции попал в плен в тылу врага в Африке, прошел через все круги ада и бежал за день до публичной казни в Лондоне. После чего, отбиваясь от преследователей, вышел по вражеской территории к Ла-Маншу и преодолел его вплавь.
— Чем тебя пытали?
— Крысы, — Уинстон презрительно усмехнулся, — Они попробовали старый трюк второй раз.
— Второй раз? Ты был в комнате сто один два раза? — Нильсен уже смотрела на него как минимум, с уважением, если не с восхищением.
В этой стране женщин соблазняют не деньгами и мускулами, а орденами и шрамами, — понял Уинстон по реакции Нильсен на его рассказ. Тогда давайте продолжим.
— В первый раз меня отпустили. Я оказался слишком ценным сотрудником. Но перед тем, как первый раз попасть в комнату сто один, я оставил в подвалах Министерства Любви почти все зубы и большую часть волос. Во второй раз меня потащили туда сразу. Я убил палачей, то есть, надеюсь, что убил. И бежал через технические помещения.
— Круто. Дальше? Как ты попал сюда?
— Мне предложили сопровождать группу контрабандистов, — Уинстон бросил взгляд на Степанова, но тот его не остановил, — Потому что я говорю по-русски, неплохо стреляю и мне все равно надо бежать из Эйрстрип Ван.
— Хорошо стреляешь?
— Девяносто два из ста. Можешь повторить?
— Легко. Что вы нам привезли?
— Профессора с вакциной. Взамен ваши, как я понял, преступники, отправили нам перебежчика с другой медицинской технологией. Знаете аппарат Илизарова?
— Знаю, — кивнула Нильсен, — Дальше.
— Дальше у вас тут, оказывается, остазийские шпионы ведут себя как дома. Нас окружили и повели люди в вашей военной форме. Ваши тоже сразу не поняли, что это не настоящие солдаты. Один из них неудачно сказал по-русски, и его поймали на акценте. Мы пошли врукопашную, они не стреляли, чтобы не поднять шум.
— Рукопашная с японцами? У нас тут? Не врешь?
— Не врет. У него на груди шрам от вакидзаси, — сказал Степанов.
— Он отбился от самурая в рукопашной? — уже не удивление, а восхищение.
— По группе отработали пограничники, японцев живыми не взяли. Потом Уинстон прикрывал от пограничников отход своих.
— Прикрыл?
— Остальные ушли, а он попался. Ухо ему прострелил снайпер, а он отстреливался из СКС и ранил этого снайпера с почти половины километра.
Степанов, даже несмотря на подписку о неразглашении Нильсен, не стал рассказывать, что Уинстона блатные отбили у пограничников, а в армию он сдался сам.
— Отчаянный парень, — сказала Нильсен, разглядывая Уинстона с интересом и уже совершенно не свысока, — И скромный. Простой такой, «Я позавчера в гостях у великанов неплохо отпил из моря, поборолся со старухой и чуть не поднял кота. Вчера я оторвал лапу Гренделю и убил дракона. Сегодня схожу, Англию захвачу».
Нильсен искренне улыбнулась. Все остальные тоже, даже Уинстон.
— У вас помнят, что это мы, викинги, заложили диким бриттам основы государства и права? — спросила Нильсен.
— У нас есть норманисты и антинорманисты, — ответил Уинстон, — В зависимости от того, с кем сейчас воюет Океания, в истории Англии присутствуют или отсутствуют норманны. В Министерстве Правды заготовлены шаблоны на оба случая, но это большой секрет.
— Тогда откуда ты знаешь?
— Я там работал.
Уинстон подумал, что он до сих пор даже ничего не спросил в ответ.
— Парни говорят, что когда девушки на свидании рассчитывают на серьезные отношения, они устраивают допрос как при собеседовании на работу, — сказал он и вспомнил свой небогатый жизненный опыт. Джулия соблазнила его без лишних вопросов, а Бонни начала знакомство с аккуратного smalltalk.
— Да ладно, — ответила Нильсен, — Я даже не спросила, какая у тебя квартира, сколько ты зарабатываешь и из какой ты семьи.
Уинстон прикинул, как он мог бы ответить, и рассмеялся. Самое время на первом свидании сказать, что у него нет ни жилья, ни работы, ни семьи. Потом подумал, что она спрашивала как самое важное для серьезных отношений, сколько человек он убил и каким оружием, и рассмеялся еще громче.